Каким подавленным я уходил со своего маленького балкона, увитым разросшимся плющом! И засыпая, я думал о ней. О Поллианне.
Стоит ли говорить, что с этого дня я стал ее тайным поклонником? Каждый вечер или рано утром я всегда улавливал короткое мгновение, когда она находилась в саду, и просто любовался ею. Она не была красавицей, не скрою, но что-то в Поллианне было такое, что притягивало меня, манило, словно в западню. Такое было впервые, и я потерял бдительность. Дошло до того, что я стал ходить по тем местам, по которым ходила Поллианна. Стал присматриваться к ее друзьям, рыться у них в головах, читать ее мысли. Я нуждался в ней все больше и больше. Влюбился, скажите вы? Возможно. Ох, если бы я знал, чем закончится это мое безрассудство.
Думая о Поллианне, мечтая о ней, я неосознанно оголил свои мысли, представив их на обозрение всему нашему малому Братству. Дэниела тогда не было, Флер и Ланстера тоже. Только я и Лео – мой верный друг и спутник, мой самый близкий предатель. Раньше я думал, что предавать умеют только люди, но ошибся. Мой близкий друг, тот, кого я вытащил из канавы безумия и показал истину нашего существования, не мог простить мне то, что Флер делила свое сердце на нас двоих. Да, Лео создал ее, но понять эту чертовку мог только я. Лео не мог читать ее мысли, а я мог. К Лео она не хотела идти и делиться секретами, а ко мне бежала со всех ног, ища поддержку и понимание. Я и понятия не имел, что мой сентиментальный друг приревнует и ударит там, где любой бой кажется богохульством.
Случилось так, что я убил возлюбленного Поллианны. Когда этот милый мальчик попался мне на пути, я не знал, что он имеет к ней какое-то отношение. Жажда была невыносимой, и я даже не заглянул в его мысли, пока горячие потоки крови не наполнили меня видениями. Я чувствовал Поллианну, я слышал ее голос, ее смех; видел улыбку и слезы. Держа бездыханное тело парня на руках, я вдруг с ужасом понял, что наделал. Он спешил к ней, а я его убил!
Тогда Лео убедил меня, что в этом нет ничего страшного, что я не виноват. И я поверил ему, я выкинул свою совесть, свои мысли и начал сначала. Повинуясь корыстному плану Лео, я познакомился с ней в ночном клубе, понимая, что это грозит для нее влюбленностью, очень сильной влюбленностью. Но мне нравилось с ней общаться. Нравилось видеть ее смущение, слушать слова, а не мысли. Поллианна была похожа на хрупкую нимфу, такую доверчивую, что ее не хотелось обманывать. Но, видимо, только мне.
Я никогда не забуду ту ночь, когда придя с охоты, услышал вопли, доносившиеся из дома Поллианны. Мои мысли тут же поймали мысли Лео, и я бросился туда. Стоит ли говорить вам, что весь первый этаж их небольшого дома был измазан свежей кровью? Лео убил всю ее семью, очень медленно и хладнокровно, играя с каждым. Я остановил его уже в комнате Поллианны, где моя девочка забилась в дальний угол и срывала голос на крик.
Лео рассказал ей о том, что я убил ее парня. Он веселился, наблюдая, как Поллианна мечется, почти уже не понимая, кто она и где. Она распахнула окно и вспорхнула на подоконник, грозясь, что прыгнет. Разве мог я дать ей умереть? Это было бы жестоко. Как я бы прожил без нее, когда Поллианна стала моим самым светлым миром, самым родным пристанищем, самым радужным утешением.
Я заставил ее посмотреть мне в глаза. Этого было достаточно, чтобы приманить Поллианну к себе. Она вплыла в мои объятия послушной ученицей, а отстранилась уже вампиром. Это не принесло мне радости, но другого выхода я не видел. Она была мне нужна, просто жизненно необходима, и я не мог дать ей умереть.
Я внушал себе, что дал ей настоящую жизнь. Потом убеждал, опять же себя, что этот выбор между смертью и бессмертием она выбрала сама, но и то и другое было ложью. Я просто хотел успокоить свою совесть, отчаянно вымазанную в стольких голодных экстазах кровавых смертей.
Я мог бы оставить Поллианну в живых, ввести в гипноз, и она никогда бы не вспомнила не обо мне, не о событиях той страшной ночи. Но я почему-то нашел легкий выход, сделав так, как угодно мне.