========== I. 1. Резонирующий ==========
Полная луна угрюмо заглядывала в окно через полупрозрачную занавесь, сад полнился стрекотом цикад, все было как обычно, на своих местах, но Фрэнки знал, абсолютно точно знал — надвигается Искажение. Поэтому он тихо дрожал в постели, терзаемый бессонной тревогой, в ожидании неизбежного.
Что такое Искажение?
Фрэнки толком не мог объяснить, да и не пробовал. У Искажений не было ни точной продолжительности, ни периодичности. Чаще всего они накатывали без особой спешки, мягко и плавно, словно волны на море в спокойную погоду, и Фрэнки загодя чувствовал их приближение — его начинала бить дрожь, температура поднималась, а сердце захлестывала беспричинная тоска. Уходили они тоже постепенно, расходясь кругами по воздуху и неторопливо восстанавливая пошатнувшийся было привычный порядок вещей, смятую и отброшенную в сторону тонкую ткань реальности.
Искажения были похожи на сны, которые на несколько мгновений нашли лазейку в жизнь. На ожившие мечты, страхи и фантазии. На бал-маскарад, где знакомцы превращались в незнакомцев по собственной прихоти. Только вот вместо людей переодевалась и дурачилась сама реальность.
Каждый раз Фрэнки клялся себе, что не будет смотреть на результат работы Искажения, и каждый раз любопытство брало верх над страхом. Тем более что повторяться Искажения не любили.
Сегодняшнее принесло с собой прохладу. Что-то начало колоть глаза, щеки, ладони, и Фрэнки, отмахиваясь от холодных мошек, неожиданно оказался в сугробе. Снег? Вот и зима посреди весны, но неплохо было бы вернуться в теплую кровать. Неплохо, да вот только никакой кровати рядом с ним не обнаружилось. Его уютная комната с небольшим оконцем, выглядывающим на улицу, растворилась в белом безмолвии покрытой снегом равнины.
Фрэнки чертыхнулся — в одной пижаме находиться на морозе не очень-то весело! — сжался в дрожащий комок, обхватив плечи руками и подтянув под себя босые стынущие ноги. Сердито уставился вдаль, ожидая, когда видение пропадет. Всюду, насколько хватало глаз, бушевала белизна, и даже небо выглядело ослепительно белым.
«До чего ж однообразное местечко!» — рассудил Фрэнки, крайне разочарованный увиденным. На сей раз Искажение занесло его в скучный студеный мир, где не нашлось ни необычных существ, ни ярких красок. Единственная занятная особенность — что-то звенит в ушах: громкое, но какое-то легкое, воздушное… Музыка?
И действительно, в вое метели слышалась кристально-чистая мелодия. Фрэнки прислушался внимательнее и вскоре застыл на месте, завороженный. Какой роскошный подарок! Неужели здесь дует ветер с таким звуком? Бесконечно красиво.
Фрэнки слушал, позабыв о холоде, изо всех сил стараясь впитать и запомнить мотив. Впрочем, это было несложно: каких-то несколько нот повторялись и повторялись с легкими порывистыми вариациями, когда вьюга усиливалась или немного утихала. Возможно, это был и не ветер вовсе, а чей-то музыкальный инструмент, ладно вторящий ему; взывающий к нему; молящийся ему; восхищающийся им? Часть какого-то культа местных аборигенов? Если так, то каков же инструмент, что умеет с таким совершенством имитировать свист поземки и обращать его в музыку?
Но прежде чем Фрэнки успел увидеть, понять — и простудиться, снег медленно потускнел, развеялся, а потом уступил место сначала прозрачной, а потом столь ощутимой, желанной и теплой кровати.
Натянув одеяло по самый подбородок и все еще дрожа, Фрэнки облегченно вздохнул. Некоторое время он прислушивался к мелодии отступающего Искажения, а потом, убаюканный ею, заснул, с удовольствием чувствуя, как жар отступает.
***
— Эй, Фрэнки, что за унылую ерунду ты бренчишь тут? — Рядом с ним плюхнулась на стул надоеда Эшли, обмахиваясь самодельным веером. — Клиенты сейчас заснут, право слово. Сколько раз я тебе говорила…
— Ой, ну не приставай, — тот раздраженно махнул на нее рукой. — Тут клиентов-то — три человека.
Он был прав: среднего пошиба кабак «Мелодия», где Фрэнки зарабатывал себе на хлеб, играя сутки напролет популярные мелодии на разбитом пианино, посетители сегодня вниманием не баловали. Столик у окна занимал зловещего вида небритый типчик в плаще-дождевике и с бутылкой в обнимку (это с утра-то), который не желал снимать шляпу в помещении, а по соседству с ним примостился скучающий молодой человек, скорее всего, ровесник Фрэнки. Черные волосы то и дело падали ему на глаза, и тогда он раздраженно убирал их в сторону — вот и все особые приметы.
— Кстати говоря, Эшли, вон тот парень вроде ничего, тебе такие нравятся, — Фрэнки кивнул на скучающего, надеясь отвязаться от подруги.
— Мне нравишься только ты, — она открыто взглянула на него, наматывая на палец каштановый локон. — Не выдумывай, пожалуйста. И где ты взял эту странную мелодию, хватит уже ее играть! Я почему-то не вижу нот.
— Услышал вчера. Случайно, — задумчиво отозвался Фрэнки, машинально нажимая на клавиши. — Вот теперь пытаюсь подобрать по памяти.
Он нащупывал мелодию из ночного Искажения: ту самую снежную, пронзительную. Конечно, фортепиано не годилось для передачи неповторимых звуков нездешней вьюги, но и любой другой музыкальный инструмент тоже. И Фрэнки все равно надеялся вспомнить, дополнить и хотя бы отчасти передать ту мелодию. Если все получится, он непременно назовет ее «Музыка метели». Рассказывать об этом Эшли не было никакого смысла: она не чувствовала и не видела Искажения. Как и все его знакомые. Как и большинство людей.
Высокоумные мужи выдвинули немало теорий за те двадцать лет, что существуют Искажения. Часть ученых работ пыталась объяснить природу данного явления, а часть была посвящена изучению людей, «резонирующих» с Искажениями, — однажды введенный, этот термин прижился. Статистические исследования и многолетние наблюдения вывели несколько закономерностей: во-первых, частенько подобный «подарок судьбы» сопровождался каким-либо физическим или психическим недугом (гениальностью — в том числе), во-вторых, каждый человек, попадающий в Искажение, чувствовал разного рода и интенсивности недомогание. Но при этом сохранялся немалый процент «резонирующих», которые являлись абсолютно нормальными, полноценными членами общества, и никто не знал, что с ними делать и как объяснить их связь с Искажениями. Среди таковых попадались экзальтированные, впечатлительные и романтически настроенные личности, которым хотелось и нравилось казаться «особенными»; отчаянно желающие новых впечатлений наркоманы, еще не убитые своим опасным увлечением, но уже балансирующие на краю реальности; женщины на сносях; и, наконец, ничем не примечательные люди, которые просто родились с этим странным даром.
В общем, резонирующих почти ничего не связывало. Более того, резонировал в среднем один человек на сто тысяч населения — ничтожно мало, и если в большом городе шанс встретить товарища по несчастью все-таки имелся, то в невежественной провинциальной дыре вроде Сонного Дола, где ютился Фрэнки, лучше было и не заводить разговор на эту тему.
Поэтому Фрэнки молчал. Молчал и сейчас, наигрывая вчерашний мотив и постепенно дополняя его то там, то здесь; бирюльки, не имеющие ничего общего с настоящим сочинительством, украшения, сами просящиеся на нотный стан. Синевато-белые пальцы порхали от клавиши к клавише с присущей опытному пианисту чуткой твердостью и внимательной лаской, и от этих волшебных движений не отставал завороженный взгляд зеленых глаз Эшли — ни на четверть тона.
Эшли не врала — ей действительно бесконечно нравился Фрэнки. Невысокий, тощий, нескладный и необщительный альбинос, не способный выйти на улицу без очков с темными стеклами солнечным днем, конечно же, не мог привлечь такую видную и переборчивую девушку, как она. Но когда этот невзрачный и бесцветный человечек садился за фортепиано — не по долгу службы, а для души, — он преображался. Его неловкость и нелюдимость исчезали без следа, на лице появлялось непередаваемое выражение светлой грусти, и безбожно фальшивящий старый инструмент, как мог, пытался утешить его всем возможным послушанием. Бледно-голубые глаза Фрэнки, обычно лишенные всякого выражения, тусклые и водянистые, пугающе красные на свету, во время игры сияли — так, должно быть, сверкает само Вдохновение, отражаясь на миг в зеркале души.