Отражение Фрэнки при этом осталось статичным, что несколько его смутило, — в страшных рассказах это, как правило, означает, что сейчас двойник в зеркале начнет делать тебе пугающие знаки, а то и полезет наружу тебя убивать. И в Искажении нет ничего невозможного.
Страх ледяной иглой впился в сердце, колени у несчастного задрожали, и он уже не пошел, а побежал, но сразу поскользнулся на зеркальной поверхности не то пола, не то земли, и упал, уткнувшись носом прямо в нос виновника своего ужаса — по ту сторону. Смотреть в глаза загадочному двойнику было чревато сердечным приступом, поэтому Фрэнки торопливо перекатился на бок — и увидел неподалеку Сида.
«У нас и правда общее Искажение, поверить не могу», — поразился он и сразу бросился к товарищу по несчастью, позабыв даже о странном поведении своего отражения.
— Я тебя тут искал! Почему ты не отзывался? — Фрэнки неловко приземлился рядом с Сидом на колени.
Тот лежал в позе отдыхающего на пляже, созерцая ствол-лестницу, раскинувшийся причудливым куполом прямо над ним. Рядом на некотором расстоянии развалился кусок зеленого теста высотой примерно с семилетнего ребенка и толщиной в десять таких детей. От этой массы тянулась тонкая слюнявая ниточка, подходившая к запястью Сида и там обращавшаяся в уютный ком-варежку. Фрэнки передернуло от мысли, чем может заниматься этот комочек, и он попытался оторвать прилипалу от ладони приятеля, но тот, словно враз очнувшись, заявил с искренним негодованием в голосе:
— Не трогай, я тут кормлю местную флору и фауну.
— С ума сошел! — прошипел Фрэнки в ответ.
— Если я отдеру эту хреновину, думаю, та большая штука сожрет меня, — пояснил Сид. — Мне-то все равно, она кровь пьет. Хоть кому-то польза, а то пропадает без толку.
— Раз ты такой заботливый, подумай о том, что твоя кровь может и не усваиваться местным населением, — отчеканил Фрэнки.
Необходимость заботиться о ком-то неожиданно придала ему храбрости, к тому же он помнил о пугливости «теста», поэтому, игнорируя слабые протесты Сида, Фрэнки все же стащил с него зеленую перчатку и с отвращением отшвырнул ногой в сторону.
— А теперь бежим отсюда!
Сид виновато скривил губы:
— Беги, а я тут пока полежу.
— Не можешь встать? — Фрэнки испуганно уставился на кровь, бегущую с руки друга и безжалостно замазывающую зеркало чуждым этому миру красным.
В тот же самый момент он вспомнил о своем двойнике и лихорадочно глянул под ноги, но тот вроде бы вел себя прилично, как и полагается порядочному отражению. Зато огромный ком неподалеку, лишившись донора, явно не собирался мириться с поражением: от него медленно поползли новые нити, одна, две, три…
Ругаясь на чем свет стоит, Фрэнки рывком поставил Сида на ноги, закинул его руку себе на плечо и побежал — точнее, потащился, — подальше от тестообразного врага. Вот только неуклюжести в бедном герое поневоле нисколько не убавилось, поэтому буквально через десять шагов он поскользнулся и в который раз растянулся на поверхности зеркала, а вместе с ним и Сид.
— Да что ж ты… — Фрэнки приподнялся на локтях и удрученно уставился на кровавую дорожку, оставленную Сидом. А потом боковым зрением уловил странное движение, повернулся в ту сторону и разинул рот: его отражение лезло из зеркала, точь-в-точь как в тех самых рассказах, вот только движения двойника не были похожи на человеческие. Конечности этого недочеловека гнулись во все стороны, голова качалась на стебле-ниточке, весь он был какой-то вязкий, нестабильный и потихоньку расползался в жидкое стеклообразное вещество.
Несчастный свидетель собственного жуткого перевоплощения мелко затрясся и беспомощно осел на землю, чувствуя, что от страха и слабости вот-вот потеряет сознание. Похоже, он достиг своего предела, к тому же усиливающийся жар давал о себе знать. Даже страх за товарища по несчастью уже не придавал ему сил.
— Какое долгое сегодня Искажение, — прошептал Сид, закрыв глаза.
Эти слова неожиданно немного привели в себя Фрэнки. Долгое — но рано или поздно оно должно закончиться, как и все предыдущие! Надо встать, надо выдержать еще немного!
— Идем-ка п-подальше от-тсюда, — выдавил он из себя, заикаясь, хотел было подняться, убежать от отражения, но ноги отказались его держать.
А в следующий момент реальность дернулась, медленно расплылась в бледно-зеленое пятно и постепенно растворилась. И чавкающая полутишина сменилась визгом автомобильного клаксона — какой родной, ласкающий слух звук!..
Фрэнки и Сид оказались посреди дороги, буквально в нескольких сантиметрах от таксомотора, водитель которого выскочил наружу с воплями, пронзительности которых мог бы позавидовать его сигнал:
— С неба, что ли, свалились! Идиоты! Грязные бродяги! Смотреть надо, куда идешь!
Фрэнки хотел было что-то возразить, но перед глазами у него до сих пор четким иррациональным образом стояло расплывающееся отражение, вдобавок ко всему его тошнило, в глазах двоилось, а голова раскалывалась, сгорая в неотступной лихорадке. Судя по молчанию Сида, тот тоже не мог два слова связать. Фрэнки с трудом повернул голову, чтобы проверить, как он, краем сознания подхватил грязно-красное пятно и сразу, встревожившись, вскинулся, схватил друга за руку и зачем-то потянул на себя.
— Ну-ну, уймись ты, не трогай его, — по пробившемуся сквозь темнеющее сознание громкому голосу несчастный догадался, что слова эти принадлежат Брэдли. Тот действительно возник откуда-то сзади, заботливо подхватил обоих и оттащил на тротуар.
— Мы должны помочь Сиду, — жалобно заявил Фрэнки, с трудом разыскав лицо актера слезящимися глазами. — Это я виноват…
— Ты ерунду мелешь, — ответил тот. — Ты горячий весь, заболел, похоже. Сейчас я этого господина таксиста и впрягу, он довезет тебя до больницы.
— Я в порядке! — слабо запротестовал больной. — Пожалуйста, лучше позаботься о Сиде, пожалуйста… точнее, я сам должен… это ведь я…
— Помолчи лучше.
Его бережно подхватили на руки, а он, задыхаясь, все молил оставить его с Сидом — пока не лишился чувств, провалившись в слепую мутную бездну, не имеющую ничего общего с яркими красками Искажений.
***
Терзаясь назойливой, иссушающей лихорадкой, Фрэнки снова и снова попадал в одно и то же Искажение и тщетно пытался вырваться оттуда. Раз за разом его облепляла клейкая масса, после чего вены его постепенно окрашивались в зеленый; раз за разом зеркальный двойник, подмигивая ему единственным расплывшимся глазом, принимался то душить его, то жать ему руку, то играть Музыку Метели на отражении рояля толстыми пальцами, с которых капала зеркальная слизь. При этом Фрэнки морщил лоб и искренне не понимал, как можно играть на отражении и где же настоящий рояль, пытался доказать двойнику, что это невозможно, а тот в ответ улыбался от уха до уха, и бездонная щель его рта постепенно обращалась в засасывающую яму, куда неизменно затягивало Фрэнки, — в новое Искажение, на деле в точности повторяющее предыдущее. Но самое страшное видение всегда приходило под руку с Сидом — под руку, какая ирония. Всякий раз его убивали — то двойник Фрэнки, то плотоядное тесто, а сам Фрэнки, отчаянно пытаясь спасти друга, никогда не успевал вовремя, и весь мир начинал кровоточить: алый дождь, артериальный водопад, темно-красное море — должно быть, именно таким было Первое Искажение.
И тогда Фрэнки начинал плакать и бормотать ничего не значащие извинения, увязая в море-зеркале, что превращалось в снег.
В одном из таких видений, оказавшись в неожиданной, лишенной даже блестки-солнца пустоте, Фрэнки услышал женский голос. Он прислушался и даже разобрал слова, но почему-то они отпечатывались в голове бессмысленным набором звуков, как речь на незнакомом языке. Но голос при этом казался до щемящей боли в сердце знакомым.
Фрэнки разлепил пересохшие губы и прошептал:
— Мадлен.
Имя это разлетелось легким шелестом по душной пустоте. А когда Фрэнки повторил его громче, звякнуло колокольчиком, игриво всколыхнуло занавес реальности и вновь уступило место женскому голосу, который умолк на мгновение, а потом продолжил твердить монотонную тарабарщину.