— Мадлен — это тебя не касается, — тяжело обронил он наконец.
Скрипнул стул — Эшли медленно поднялась со своего места.
— Ну, раз так, — голос у нее срывался, — я, пожалуй, отнесу посуду на кухню и схожу к Брэдли. Узнаю, что ты просил. Если ты нормально себя чувствуешь, думаю, за полчаса ничего не случится.
Фрэнки было все равно, обидел он Эшли или нет. Тем более что она из тех, кто обязательно оповестит весь мир о своих оскорбленных чувствах. Хотя сейчас она какая-то непривычно тихая — видимо, тот доктор, на которого она так любит ссылаться, хорошенько ее запугал, наказав ни в коем случае не шуметь и не волновать больного. Впрочем, что бы там ни повлияло на ее поведение — Фрэнки и до этого не было никакого дела. Он слишком устал и у него слишком сильно кружилась голова. Он даже успел позабыть про свою тревогу за Сида, только поинтересовался напоследок:
— Кстати, при тебе я никуда не… пропадал? Не было со мной ничего странного?
Эшли замотала головой:
— Прости, но я опять не понимаю, о чем ты.
— Ах, тогда иди, — раздраженно выдохнул Фрэнки и натянул одеяло до самого носа. — Хоть какая-то польза!
Она обиженно скривила губы, с трудом уняла желание ответить что-нибудь резкое, даже грубое, но он этого не увидел. Виной тому было плохое зрение — и нежелание смотреть.
Перед уходом она нагнулась над ним, чтобы поправить одеяло, и капнула слезой ему на руку.
========== 5. Дуэт ==========
Как только Фрэнки остался один, навалившаяся дремота завлекла его в путано-туманные лабиринты фантазий. Он не хотел возвращаться в объятия кошмаров, но даже отдаленный шум за распахнутым настежь окном не спасал его, не вытаскивал на поверхность. Легкая занавесь, колыхаемая порывами летнего ветра, постепенно преобразилась в полупрозрачную винтовую лестницу, уходящую ввысь, в небо, которое почему-то шумело, как море; и бесконечно хотелось взбежать по ней на самый верх, потому что воздух там наверняка изумительный, а свет теплейший, но Фрэнки не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, в страхе прислушиваясь к бормочущему копошению у себя под ногами. Пол превратился в болото, воздух кончился, но жизнь, замерев на мгновение, звенящим болезненным рывком вернулась к хозяину, разбив сонм видений громкой фразой извне:
— Эй, Фрэнки! Ты спишь?
Фрэнки подскочил на постели от неожиданности, и тонкая игла головной боли сразу пронзила его виски. Проморгавшись и дождавшись, пока реальность перестанет быть черно-белой и размытой, он огляделся в поисках источника звука и разинул рот, обнаружив оный сидящим на подоконнике и болтающим ногами.
— Сид? Ты?.. — пролепетал пораженный больной, не веря своим глазам и толком не соображая, что происходит.
— Можно войти? — поинтересовался тот.
— К-конечно! — Фрэнки решительно свесил ноги с постели, собираясь встать и отпереть дверь, но Сид уже успел влезть в комнату с изяществом и грацией опытного вора.
— Я, конечно, все понимаю, забор, двор и все такое, — прокомментировал он ситуацию, — но какого ж ты спишь с окном нараспашку? Я мог бы тебя придушить, как цыпленка.
— А… Э-э… Эшли забыла закрыть… — Фрэнки хотел ответить вразумительно и остроумно, но язык перестал его слушаться. Внутри кувыркалось счастливое сумасшедшее осознание того, что Сид жив, даже захотелось крепко его обнять. Впрочем, дальше желания дело не пошло — Фрэнки не без удивления одернул себя: «Да мы же едва знакомы!» — и ограничился приветственным кивком, даже руки не подал.
Нежданный гость выглядел бледным и больным, но в глазах у него не было ни капли усталости — пожалуй, он мог бы спокойно одолжить апатичному Фрэнки половину своей энергии и не почувствовать потерю. Пришел он не с пустыми руками: ладонь левой по-прежнему украшала повязка, а вот правая сжимала ручку увесистого портфеля. По всей видимости, эта ноша порядком вымотала Сида, потому что он швырнул ее на пол, а сам плюхнулся на кровать, не спросив на то разрешения, и шумно перевел дыхание.
— Я думал, у тебя хорошие манеры, — подал голос Фрэнки, брезгливо отодвигаясь: прийти с улицы и упасть на чистое постельное белье, неслыханная наглость! И хотя белизна рубашки Сида могла смело потягаться со свежестью простыни, подобное деяние все равно непростительно. — Кем ты себя возомнил?
— Ой, извини! — Сид немедленно скатился с кровати и уселся на стул. — У меня ум за разум заходит. Фамильярничаю тут, почему-то уже решил, что мы друзья.
А ведь и Фрэнки так решил. И правда, почему? Неужто общее Искажение сближает людей? Какое-то отвратительное приключение? У Фрэнки никогда не было друзей — трудно понять и сравнить. Но если товарищ по несчастью назойливо лезет в голову, вызывает столько переживаний, если его даже хочется обнять, получается, что это и есть начало настоящей дружбы? А значит, нужно закрыть глаза на собственные желания и убеждения и немедля согласиться помочь с Симфонией? По-дружески? Ведь друзья всегда должны помогать друг другу — он читал об этом в книжках.
Ну нет, проще уж сразу отправиться в сумасшедший дом.
Фрэнки рассудил, что лучше пока оставить тему дружбы, и спросил, с опаской поглядывая на перевязанную руку гостя:
— Как ты вообще?
Сид недовольно скривился:
— В порядке. Давно бы все зажило, но эта зеленая дрянь меня основательно погрызла.
— Тебе переливали кровь? — продолжал гнуть свое любопытный больной.
— На этот раз да. Иначе я бы тут не сидел.
— Хм-м… А какая у тебя группа крови? — поинтересовался Фрэнки как бы невзначай.
Почему-то ему вдруг подумалось, что отдать свою кровь Сиду в случае чего было бы в высшей степени красиво, благородно и справедливо. Поймав себя на этой мысли, он сразу сочинил и внятное объяснение ей: вовсе не в какой-то там дружбе дело, симпатии и прочей чепухе — просто неплохой способ искупить вину за те чертовы разбитые очки.
Сид сложил большой и указательный пальцы в букву «О»:
— Нулевая.
— А у меня АВ, совсем не то, — Фрэнки даже погрустнел.
— Да. Только мне вообще-то все равно, что у тебя там за кровь, — с этими словами Сид подцепил ногой и подтянул к себе валявшийся в сторонке портфель. — Во-первых, я сюда пришел с добрыми намерениями: услыхал, как Эшли в жилетку нашему актеру плачется, вот и решил ее подменить у ложа болезни. Так что сегодня можешь звать меня нянечкой. Во-вторых, я тут кое-что принес.
Он вытащил из портфеля огромную папку, но не сумел удержать ее больной рукой, и прямо на постель высыпалась кипа пожелтевших листов, испещренных нотами. Один спланировал Фрэнки на колени. Тот взял бумагу кончиками пальцев, нашарил на тумбочке очки, нацепил их и вгляделся в музыкальный рисунок — хотя уже знал, что увидит.
— А как там Эшли? — Сморщившись, он брезгливо отправил страницу в общую кучу. — Чего она плачется-то?
Сид взглянул на него не без удивления:
— А то ты не знаешь! Обидел девочку, жестокий человек. Зачем ты так с ней? Впрочем, это не мое дело.
— Вот именно, не твое, молчи лучше, — подытожил Фрэнки, даже не думая подавлять внезапную вспышку капризного раздражения. Достаточно уже сегодня лезли немытыми руками в его личную жизнь. Даже сразу захотелось разорвать в мелкие клочья все бумажки с псевдомелодиями, которые притащил сюда этот буйнопомешанный.
— И много у тебя друзей? — спросил Сид, упрямо не отступая от темы. — С таким-то характером…
— Нет у меня друзей, — гордо отрезал Фрэнки. — Я в них не нуждаюсь.
— Хм, понятно. Особенности юного гения. Девочек, значит, тоже нет. — Гость самым нахальным образом подмигнул ему. — Ну да, ты же у нас любишь и ценишь только себя, эдакая мимоза…
— Заткнись!
Пылая ненавистью оскорбленной невинности, Фрэнки попытался заехать ему в челюсть, позабыв о том, что сам еще слишком слаб после болезни, за что и поплатился, — почувствовав, что его кренит куда-то в сторону, бедняга едва не рухнул на пол, но Сид вовремя успел подхватить его. Только такого унижения Фрэнки и не хватало для полного счастья, поэтому, собрав все силы, он решительно отпихнул от себя «нянечку».