Он замолчал, решив не тратить времени на разглагольствования, и с каким-то неожиданным душевным подъемом нежно положил руки на клавиши.
Простенькая, ясная мелодия, разодранная в клочья и измененная до неузнаваемости, дабы послужить ключиком к неведомой двери, — разве не любопытно, что она из себя представляет? Если Сид говорит правду, это деталь самой Симфонии, пусть крохотная, но составная ее часть. Интересно, что может произойти, если исполнить не искаженную версию этюда, а именно оригинальную. Разумеется, перед ним всего лишь черновик, да и пианино — не Резонансметр, да и если бы действительно что-то могло случиться — оно случилось бы при исполнении искаженного варианта, никак не оригинала, но все же, все же…
Все же Фрэнки, переливаясь из ноты в ноту вслед за плавными легато****, искренне жалел, что не может закрыть глаза и расслабиться, отдаваясь той веренице тусклых образов, что возникала в его голове вслед за мелодией. В итоге, напрягая глаза и едва поспевая за выбранным ритмом, он видел только тени теней — самым краем сознания. Двенадцатое Искажение. Эталонное, образец.
Так что же это значит? Искусственно созданное измерение? Такое вообще возможно? Или речь идет о случайной удаче во время многократных исследований? Эксперименте, плоды которого решили направить на дальнейшие открытия? Но как они могли открывать двери без Симфонии, ведь, кажется, именно она должна была контролировать процесс, являлась пусковым механизмом? Надо уточнить у Сида. А он сам-то знает? Он определенно начинает путаться в показаниях. Да и стоит ли ему доверять — главный, кстати, вопрос, на который до сих пор нет однозначного ответа.
Возможно, Сид все-таки лгал, и этюд — всего лишь этюд, не более, но фантазия Фрэнки, похоже, уже была достаточно подогрета, чтобы создавать в мыслях все больше деталей во время исполнения. При каждом новом нажатии на клавиши бледный образ родом из соседней реальности будто проступал все ярче, окрашивая комнату в песочные тона Двенадцатого Искажения, — Фрэнки знал, что это оно, и что оно должно выглядеть именно так.
Вот мелодия взлетела вверх, пронзила потолок тонким желтым лучом и обратила его в пышущие далеким смерчем небеса; вот распласталась вширь, рассыпалась грудой непривычно легких камней, готовых унестись навстречу урагану, упала вниз сонным дождем, вскарабкалась выше и разлетелась едкими брызгами, кругом свежесть, свежесть и еще раз свежесть, и Фрэнки бодр, хотя у него уже полные легкие мокрого песка. Ураган все ближе, но стихии не дотянуться до своего создателя: конец тоже близко, этюд безжалостно краток, и вот он пришел. Затухание, угасание. Возвращение. Последний усыпляющий аккорд — и все стало на свои места, только порыв ветра швырнул исполнителю в лицо горсть песка, но этот ветер — здешний, летний, пришедший из распахнутого настежь окна.
— Это было… Я как будто на минуту… — Фрэнки подхватил листок и крутанулся на стуле, не находя слов и намереваясь разыскать понимание и поддержку в лице Сида: возможно, он тоже вообразил нечто подобное, пока жила мелодия?
— Ты не «как будто», — возразил тот приглушенным тоном. — Я не знаю, что сейчас произошло, и я не знаю, как тебе это удалось, но ты только что локально, в пределах звучания инструмента, создал и убрал Искажение. А я — срезонировал.
И тут Фрэнки обратил внимание на его ладонь, с которой капала кровь, — словно беззвучный цветной аккомпанемент.
________________________________________________________________________
* Реприза — повторение того или иного музыкального отрывка, знак для его повторения. Выглядит значок так:
http://www.harpschool.ru/img_speedy/repriza.gif
** Разрешение — переход неустойчивого звука в устойчивый, таким образом — из диссонанса в консонанс. Ниже — семь мажорных тональностей, рядом с каждой указаны устойчивые и неустойчивые звуки.
http://www.7not.ru/theory/images/06_06.gif
*** Форшлаг — украшение, один или несколько звуков, которые предшествуют определенному звуку в мелодии и исполняются за счет длительности ноты, к которой привязаны. Короткий форшлаг выглядит как перечеркнутая нота. Например:
http://kk.docdat.com/pars_docs/refs/367/366024/366024_html_86342f5.jpg
**** Легато — связное исполнение звуков, плавный переход одного звука в другой, при этом пауза между ними отсутствует. Часто обозначается дугообразной линией над нотами, которая называется лигой. Выглядит лига примерно так:
http://www.guitarprofy.ru/wp-content/uploads/2013/03/legato.jpg
========== 6. Интерлюдия ==========
Каждая капля крови Сида словно отрывала кусочек от сердца Фрэнки. Во всяком случае, так ему показалось по причине острой мнительности: больно уж разболелся сразу этот чувствительный орган. И гордость собой сразу померкла, а вдохновенное счастье, обуревавшее все его существо, словно рассыпалось по дому и вылетело в окно вслед за последними нотами этюда.
— Придурок! Сумасшедший! — зашипел горе-создатель Двенадцатого Искажения, совсем не величественно скатился со стула и бросился к приятелю. — Что ж ты сразу не сказал!
— Чем это я придурок? — сонно возразил тот, уронив голову на грудь. — Какое я имел право тревожить твою игру?
— Фанатичный ублюдок, вот ты кто!
Фрэнки сам толком не знал, какое чувство в нем теперь брало верх: то ли острый, подступающий к горлу страх за Сида, то ли бессильная ярость на него же, такого неожиданно скромного и едва ли не жертвующего собой ради сомнительного эксперимента. Нет, ну хватило же мозгов наслаждаться чьей-то там игрой в таком состоянии! Хотя скорее уж не хватило.
— Ложись, ложись, сейчас я тебе сменю повязку, — поморщившись, он толкнул гостя на кровать, с которой так активно сгонял каких-то несколько минут назад.
— Какую еще повязку? Уверен, кровь больше не идет, — с этими словами несносный Сид сполз обратно на пол. — Все хорошо. Ты лучше остальные, остальные этюды посмотри! Хотя бы парочку, а? Я не тороплю, но ты посмотри, если не трудно!
В его глазах плескалось синее безумие. Плескалось, но не находило выхода наружу, не заражало Фрэнки — только пугало.
— Чтобы ты тут и помер? Раз себя не жалко, хотя бы обо мне подумай, меня же в тюрьму посадят. Больше никаких этюдов, — жестко отрезал тот и ушел в другую комнату за бинтами.
Роясь в домашней аптечке, он усиленно делал вид сам перед собой, будто его совершенно не волнует вопрос, что делать дальше. А руки тряслись, словно это он потерял кровь, не Сид. Видимо, между ними сама собой наладилась некая ментальная связь, другого объяснения просто не находилось. Может, это вообще отличает резонирующих от других людей? Может, собравшись вместе, они приобретают особые способности?
Фрэнки не понимал, что все куда проще, что он просто переживает за близкого человека; Фрэнки не знал, на что похожа дружеская близость. Ему была знакома любовь к родителям, любовь к женщине, и его отношение к Сиду, разумеется, не имело ничего общего с этими чувствами, — тогда что же оно собой представляло?
Почему-то этот вопрос занимал его едва ли не больше, чем природа только что разыгранного этюда-Искажения, что само по себе являлось отдельной загадкой.
Между прочим, он тоже чувствовал себя паршиво. Шутка ли — только сегодня очнулся после болезни! Еще ничего не ел толком, на улице не был, а тут сразу столько волнений, столько проблем. Явился этот припадочный и, как обычно, переворачивает весь мир вверх дном. А вообще-то надоел он уже со своими выходками, ни минуты спокойной с ним.
Фрэнки тяжело вздохнул, стиснул виски ладонями, пытаясь унять головную боль, вызванную тысячей причин, но в основном слабостью, взял бинт и вернулся к Сиду.
— Дай руку, идиотище, — потребовал он с самым суровым видом.
— Отстань, я… — слабо запротестовал Сид, но Фрэнки, разозлившись, сам перехватил его руку и дернул на себя. Тот поморщился, явно от боли, но ничего не сказал. А заботливый врачеватель неожиданно ужаснулся, потому что ладонь Сида оказалась горячей. При этом Фрэнки был уверен, что и сам сейчас не может похвастаться нормальной температурой, но прикосновение чужой руки буквально обжигало.
— Да у тебя еще и жар! — Он так и сел рядом, не зная, что делать, и уставился на приятеля, как на диковинное животное.
Что же движет Сидом? Вроде бы он не похож на человека, которому наплевать на себя, даже оставляет впечатление некоторой изнеженности, присущей дворянским сынкам-белоручкам; возможно ли, что он из тех максималистски настроенных молодых людей, которые горят душой и телом за какую-нибудь дурацкую идею, занимающую только их? Неужели это все из-за отца? И каков настоящий Сид, как он живет, чем интересуется? Хотя, похоже, этот и есть настоящий.