— …и никому ничего не надо. Слушай, — Сид заглянул ему в глаза, — а ты вообще об этом задумывался? О бедных безграмотных резонирующих, которые сходят с ума?..
Фрэнки мелко задрожал от этого неожиданно тяжелого, обвиняющего взгляда. Знакомы они были всего ничего, но свалившийся как снег на голову товарищ по несчастью с каждой секундой открывался ему с новых сторон. Если бы Фрэнки вздумал писать симфонию, положив в основу программы его характер, то первая часть была бы легкой, беззаботной, в темпе аллегретто, вторая падала бы важным и тревожным анданте, нет, andante maestoso, а третья и четвертая — для них время еще не пришло.
— Признаться честно, — произнес он, вспомнив, что гость ждет ответа на поставленный вопрос, — никогда не задумывался. У меня своих проблем вообще-то…
— Другого я и не ожидал от такого инертного и погруженного в себя овоща, как ты, — насмешливо фыркнул Сид, но тут же взял себя в руки и добавил вполне дружелюбным тоном: — Впрочем, я не вправе тебя судить. Спасибо, что не оттолкнул, собственно говоря.
Тут-то Фрэнки наконец набрался храбрости, чтобы задать давно вертевшийся на языке вопрос, с которого вообще-то и стоило начинать конфиденциальную беседу:
— А зачем я тебе? Зачем ты искал меня? Просто нужен был товарищ по несчастью? Дал бы объявление в газете, ищу резонирующих, мол, мог бы даже создать клуб анонимных резонирующих!
Сид остановил его поток слов нетерпеливым жестом.
— Нет. Мне нужен был именно композитор. И резонирующий композитор. Я не знаю, как с этим у остальных из вашей братии, ведь только ты признался. Но я не знаю и композитора лучше тебя.
Фрэнки нервно встал из-за стола, едва не опрокинув чашку на себя, и стремительно зашагал из угла в угол.
— Это в прошлом. В прошлом! — закричал он в неожиданном приступе полумольбы-полуярости. — Я порвал с этим! Если тебе нужно, чтобы я что-нибудь написал… Чтобы я вернулся… Так вот, не бывать этому! И никакой лестью тут не поможешь. Не знаешь композитора лучше меня, ха! Это в прошлом.
— Прошу тебя, сядь, — Сид как-то сразу побледнел и сгорбился. Было видно, что ему не нравилось такое поведение, что он хочет возразить, но все-таки он сдержался и добавил неестественно мягко: — Прости. Я свалился на тебя нежданно-негаданно, я поднимаю неприятные темы… Прости. Я просто еще не знаю тебя. Я… не знаю, как себя с тобой вести, все-таки гении — они… Кхм. Сложные люди. Я не хотел обидеть. Не знаю, как ты меня еще терпишь.
Так он, должно быть, разговаривал с обиженными неизвестно на что капризулями-девушками — и тактика эта неожиданно сработала. Фрэнки перестал бегать по комнате и послушно сел.
— Да просто потому терплю, что ты спас меня от того бродяги, — он устало пожал плечами. — И потому, что резонируешь.
Сид взглянул на него с непонятной надеждой.
— Знаешь, — произнес он дрогнувшим голосом, — каким было первое Искажение?
— Свое первое я не помню, — буркнул обиженный Фрэнки. — У меня это с рождения.
— Ну, я старше их, — улыбнулся Сид. — Ненамного, но все-таки старше. Искажениям вот уже двадцать лет, а мне двадцать пять. Так что я не родился таким. И я помню первое Искажение.
Фрэнки подпер рукой подбородок, глядя на разоткровенничавшегося гостя с любопытством.
— Каким же оно было? — спросил он, ожидая услышать рассказ о чем-то неповторимо прекрасном.
— Море, — выдохнул Сид. — То было море. Но не такое, каким мы привыкли его видеть и ощущать, а багровое, вязкое, с мерзким привкусом железа. Оно захлестнуло меня, а я даже не понимал, что происходит. Я думал — мне снится кошмар. Дышать стало нечем. Это длилось около минуты, и когда я уже почти потерял сознание, море исчезло. Мне повезло, что я рос здоровым и выносливым ребенком, — я не захлебнулся насмерть этой мерзостью. Но, Фрэнки, ты же знаешь, что Искажения — не сны, для нас они вполне реальны. И как ты думаешь, сколько жизней унесло то, первое?..
У Фрэнки перехватило дыхание. Он, разумеется, понимал, что Искажения представляют собой опасность, пусть ему и приходилось проводить в иных мирах не больше двух-трех минут, а порой и считанные секунды. Но ведь иногда и пары секунд достаточно. И когда-нибудь такой переломный момент наступит и для него.
— А сколько унесли последующие? — пролепетал он, широко распахнув глаза. — Сколько больных, детей и стариков не перенесли вчерашнего холода?
— Ты ведь и об этом не задумывался, а? — Сид со смешком откинулся на спинку стула. — Как и о том, что о подобных смертях ты не прочитаешь ни в одной газете. Как и о том, что нас не просто так настолько мало. Ограниченное ты существо. У меня такое чувство, что я повстречал пещерного человека. Неужели я один пытаюсь анализировать то, что со мной творится, и бороться с этим?
— Что ты сказал? — Фрэнки поперхнулся своим чаем. — Бороться?..
— Да, — кивнул гость. — Именно. И для этого мне нужен ты.
— Чт… что? — Фрэнки даже смешно стало. — Ты еще скажи, что собираешься бороться, ну… с голубым цветом небес…
Сид брезгливо скривил рот.
— Боже, дай мне терпения. Небо было голубым за тысячи лет до того, как родились мы с тобой. А Искажения появились двадцать лет назад, ты в курсе?
— Ну и что с того? Все равно они так же естественны, как и цвет неба. С ними ничего не сделаешь!
— Они не естественны. — Сид понизил голос. — Не естественнее твоей мятой рубашки. Хотя рубашка, пожалуй, в разы прозаичней.
— Что ты плетешь! И самое главное — почему я это до сих пор слушаю! — Фрэнки схватился за голову — может, он в чем-то и сумасшедший, но этот тип определенно ему не уступает.
— Потому что твое сердце знает: я прав, — усмехнулся его странный собеседник. — Это люди позволили Искажениям прорваться в наш мир и изменить его. Мы с тобой, как и все нам подобные, — всего лишь жертвы последствий неудавшегося эксперимента, балансирующие на границе миров, побочный эффект, ненужные отбросы, которые сдохнут, не пережив одно из следующих Искажений. Все эти исследования ученых, статьи в газетах — чушь, они пудрят нам мозги, распевая об «исключительности», «гениальности» — просто чтобы мы не рыпались и умирали тихо, не пытаясь докопаться до правды. А теперь скажи мне, слышал ли ты когда-нибудь о Симфонии Искажений?
Фрэнки сглотнул ком в горле.
— О Симфонии Искажений? Ничего не слышал. Что это? Музыка? Симфония? А, нет, стой, не говори! Ты все выдумал! Хватит вешать мне лапшу на уши! Вон из моего дома!
Он замахал руками на гостя, но тот, побледнев, решительно возразил:
— Да послушай ты! Ничего я не выдумал! Это действительно музыкальное сочинение, написанное в форме симфонии. Но…
Его слова прервал громкий и решительный стук в дверь — и в тот же момент он понял, кто это, а вместе с тем понял, что теперь союзник в лице Фрэнки для него навсегда потерян.
========== 2. Шум ==========
Открыв дверь, Фрэнки испуганно отшатнулся: перед ним возвышался тот самый пропойца, которого Сид так картинно вышвырнул из кабака. Только вот пропойцу теперь было не узнать: он выглядел вполне трезво и осмысленно, если не считать того факта, что ярости в нем нисколько не убавилось.
Фрэнки, рассудив, что чудовище выследило его и теперь собирается убить, хотел было захлопнуть дверь перед лицом Смерти, но пока он собирал волю в кулак, незваный гость уже отпихнул его и шагнул внутрь.
— Я не понял! — прогромыхал он на весь дом. — Ты обещал мне тысячу наличными за то, что я изображу перед альбиносом разбойника, а ты меня отметелишь! Ну и где она, а, Сид?!
Ошалевший от неожиданно свалившейся на голову правды Фрэнки беспомощно прислонился к стене. Предчувствие его не обмануло? Это был всего лишь спектакль? Сид пошел на подкуп, чтобы втереться к нему в доверие? Но чего ради?
— Спокойно, спокойно, Брэдли, — между тем ответствовал провинившийся Сид, покраснев не то от гнева, не то от смущения. — Я же выписал тебе чек. Ты должен был найти его в условленном месте. И пожалуйста…
— Кажется, я говорил: наличными! — взревел Брэдли, одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от заказчика, и схватил того за грудки. — Не знаю никаких чеков! Я тебя придушу к чертовой бабушке, если ты сейчас же не дашь мне эту тысячу!