— Не переживай, — произнес он, поражаясь тому, как у него еще хватает сил разговаривать. — Я ее знаю. Она использует людей. Она тебя не полюбит. А если захочет использовать, тебе остается только сидеть и ждать. Так что не дергайся и оставайся собой.
— Дожили! — Сид страстно воздел руки к небу, правда, красоту жеста немного подпортил прозаический потолок над его нечесаной головой. — Девственник дает мне советы, как вести себя с актриской, а я слушаю и ушами хлопаю, потому что в кои-то веки ослеплен, и кем? Ума признать пока хватает: самой настоящей шлюхой!
Фрэнки, разобиженный и разволновавшийся за день сверх всякой меры, на этом моменте совсем перестал контролировать себя: его ладонь нечаянно сложилась в кулак, а кулак как-то ненароком заехал Сиду в челюсть. Тот откинулся назад, ударился головой о спинку кровати, а разбушевавшийся тихоня-композитор схватил его за распахнутый ворот и принялся методично знакомить с пресловутой спинкой снова и снова, при каждом ударе ласково приговаривая, а точнее, едва не визжа:
— Не смей! Не смей! Называть! Ее! Шлюхой! Ты! Ублюдок!
— Да больно же, идиот! — взвыл Сид, запоздало очнувшись, рванулся в железных тисках Судьбы, не без труда оторвал от себя взбесившегося Фрэнки и пинком отправил его на пол.
Приземлившись, борец за вежливость опомнился и удивленно воззрился на клок черных волос у себя в руке. А ведь он ни разу в жизни не дрался, вот уж действительно, чего только не перепробуешь в компании этого психа! Странное дело: первый раз в жизни ударил человека — но почему-то человека, которого меньше всего на свете хотел бы ударить. И как так вышло?
— Э… Прости… — пробормотал он.
Сид криво улыбнулся ему, держась за пострадавшую голову.
— Нет-нет, это ты прости. Я ведь не знал, что именно ее ты столько лет любишь. Ранен, как ты в поезде сказал. Хотя ты так на нее пялился! Но я и сам пялился, да покажи мне парня, который не стал бы на нее пялиться!
Фрэнки похолодел:
— Тогда как ты догадался?..
— Ну ты и дурень! — засмеялся Сид. — Стал бы ты так сейчас буйствовать, будь она тебе безразлична. Эх ты! Весь как на ладони, совсем не умеешь притворяться. Так это ей — моя любимая пьеса, которая с таинственным «М.» в посвящении? Ну надо же.
— Да, — рассекреченный влюбленный больше не видел нужды скрывать свои чувства. — И что теперь делать будешь?
— Понятия не имею, — вздохнул его соперник и подпер голову подушкой. — Но уступать ее тебе я точно не собираюсь. Хотя мне отношения дольше и сложнее свиданий на одну ночь ни к чему, так зачем я трепыхаюсь? Наверное, мне захотелось отвлечься.
— Ни следа романтики, ты отвратителен, — поморщился Фрэнки. — Отвлечься от чего?
— От Симфонии, — прозвучало в ответ несколько неожиданное признание. — Я ведь тоже устаю. Зачем я тебе это рассказываю…
— Устаешь думать о Симфонии, что ли? — Несмотря на неприятие представлений Сида о любви, Фрэнки чувствовал старое доверие между ними и ни в коем случае не собирался прогонять заглянувшую в комнату откровенность. Пожалуй, если для возвращения дружбы этого поклонника свиданий на одну ночь надо избивать, Фрэнки готов драться с ним хоть каждый день; только ведь Сид однажды перестанет удивляться и всерьез сдачи даст!
— Слушай, Фрэнки! — Судя по всему, сеанс возвращенной близости продолжался. — У тебя после нашей вылазки в Зазеркалье ничего не болит? Сердце, например?
— Голова болит от твоих вечных недоговорок, вот что у меня точно болит, — отозвался тот, а потом вспомнил ночь после Зазеркалья и добавил серьезно: — Да, знаешь, сердце болело ночью перед отъездом. Как будто в него вонзилась какая-то холодная игла…
— …или, может, даже не игла, а льдинка, которая там прочно обосновалась и тает себе, сковывая тебя холодом изнутри? — подхватил Сид, и льдом полыхнули его глаза.
Фрэнки потрясенно уставился на него:
— Это ты, что ли, чувствуешь такое?
— А ты?
— Я нет.
— Ох… хорошо, — выдохнул Сид с явным облегчением.
— Так ты на мой вопрос не ответил! — переполошился Фрэнки и, живо восстановив в памяти сцену с Резонансметром, зачастил взволнованной скороговоркой: — Это с тобой такое? Эта штука живая, да? Я понял, я почувствовал тогда! И ты не просто ударил по клавишам, ты отвлек ее от меня, правда? Ты опять спас меня? И даже не сказал об этом? Только не отмалчивайся! Пожалуйста! Скажи мне правду! Почему ты отталкиваешь меня? Почему ты так себя ведешь?
— А-а… Какой же ты надоеда. Ты все не так понял! — простонал Сид. — Я сочинил про лед, у меня просто голова болит, вот я и думаю про холодненькое, принеси мне лед, кстати, будь друго… А-а, чтоб тебя!.. Другом! Да к черту это все! Оставь меня в покое! Почему ты просто не можешь принять новые обстоятельства? Что я такого тебе сделал хорошего? Подумай о том, что я разрушил твою спокойную жизнь, что я хочу от тебя невозможного, постоянно обманываю!
— Это не совсем так, — возразил Фрэнки, и не подумав идти за льдом. — Да, ты разрушил мою жизнь, но ты же помог мне выстроить новую, по правде говоря, во многом куда лучше прежней. Ну и к чему тогда все твои игры? Если ты не желаешь мне зла, так давай снова будем друзьями. Я не хочу думать, что просто выполняю работу. Я хочу думать, что помогаю единственному другу. Что меня ценят, любят, что мне благодарны, что я полезен. И оставим деньги, мне они от тебя не нужны.
— Сам-то веришь в эту возвышенную чушь, которую сейчас несешь? — грустно улыбнулся ему недостижимый друг. — Хотя сейчас, наверное, веришь, надо отдать тебе должное. Но как не похоже на тебя, мистер А-Спрячу-Ка-Я-Голову-В-Песок! Впрочем, я уже давно понял, что ты человек слишком эмоциональный. Сегодня тебе кажется, что нет ничего важнее твоего желания поладить со мной, а завтра ты поймешь, что зря тратил на меня время. Но будет уже поздно. Эх, ну что с тобой сделать? Это я виноват…
Столько скрытого страдания прорвалось наружу в его голосе, что Фрэнки почувствовал укол жалости, но вместе с тем потерялся окончательно.
— Все дело ведь в нем, да? В Резонансметре? — спросил он, боясь услышать ответ. — Думаешь, я не понял, что он опасен? И как же мы тогда исправим Симфонию — безболезненно?
— А кто тебе сказал, что он опасен? — ответил Сид вопросом на вопрос. — И, кстати, человека, который создал Эталонное Искажение на фортепиано, Резонансметр вообще не должен интересовать. Ты у нас и без него все можешь, м?
— Врешь ты все. Иначе зачем ты показал его мне?
— Так. За компанию. Чтобы ты знал. Ты же у нас хочешь все знать.
«Лучше бы я не знал», — подумал Фрэнки с тоской. А сколько странных и страшных деталей он в действительности — не знает? Что ему пока не показали? Как много тьмы прячется за кулисами?
— Понимаешь, хоть он и реагирует на таких, как мы, по факту он все равно сломан, — неохотно пояснил Сид. — А раз так, мы не можем быть уверены в результате. Новый Резонансметр мы не соорудим. И этот не починим. Хорошо бы проверить его на Эталонном Искажении: по идее, самый безобидный эксперимент, ведь оно живет только в пределах слышимости звучания инструмента. Но я не тороплюсь этим заниматься, потому что есть еще ты.
— Я? То есть ты предлагаешь мне убиться о сломанный Резонансметр во время исполнения даже не Симфонии, а какого-нибудь этюдика? — осведомился Фрэнки. Да, такие подозрения его посещали с того самого вечера после Мнимого Зазеркалья, чего кривить душой; теперь вопрос только в том, каким поездом отсюда можно быстрее уехать.
Сид устало потер лоб:
— Ну что ты за чушь навоображал себе? Поверь, нечего там бояться! Просто штука непредсказуемая, особенно в нынешнем своем состоянии, вот я тебя от него и оттолкнул. А вовсе не потому, что хотел спасти от страшного чудища, ну-ка повтори, что ты там навыдумывал… В общем, оставим Резонансметр, я не его имел в виду, когда упомянул тебя. Я ставлю на то, что ты справишься на обычном рояле. Даже никаких переложений не потребуется.