Она видела, как Сид замер на месте у себя в комнате, словно автомобиль с заглохшим мотором, выронив лист бумаги из вялых рук; устав следить за его оцепенением, решила, что он не человек вовсе; видела, как он медленно очнулся, как схватился за сердце с гримасой боли, как согнулся пополам и лежал на полу, с трудом переводя дыхание; и, наконец, видела, как он вслепую нащупал бутылку дрожащей рукой и отхлебнул из нее. Сумасшедший, больной, алкоголик. Три беглых нелестных вывода за один вечер — не многовато ли? И четвертый: убийца. А ведь Фрэнки ее не послушает, нет. Выбирая между ней и Сидом, он выберет Сида. Ее любовь, ее бесконечная преданность ничего не стоит в сравнении с его россказнями про Симфонию и его игрой на рояле, близкой к совершенству. Туманная Рапсодия — да, она слышала много раз эту вещь, и клейкая паутина, ненадолго сотканная непослушными пальцами Сида, во время исполнения опутала даже ее.
Фрэнки уже не спасти. Его не переубедить, не настроить против Сида — только не ее силами. Его не заставить сбежать, да и силой не вырвать из капкана. Сид наверняка найдет его снова, поманит — и Фрэнки радостно последует за ним куда угодно. На смерть.
Но если Сид задумал убить Фрэнки — она убьет Сида. Все просто. Она защитит Фрэнки любой ценой. Во имя любви даже убийство прекрасно — и она спасет любимого, избавит его от дурного наваждения, вырвет из когтей врага, одурманивающего его сладким ядом. И если до него не дотянуться, пока сам не резонируешь, — она станет резонирующей.
О, как много она узнала за последние дни! Раньше она даже не слышала об Искажениях, но теперь все изменилось. Перед отъездом из Сонного Дола Брэдли частично просветил ее, остальное рассказала Сильвия. Вот только про Симфонию Эшли так ничего толком и не узнала, но тех немногих сведений, что ей удалось добыть, подслушивая то здесь, то там, оказалось более чем достаточно.
Известны случаи, когда люди начинали резонировать после душевных потрясений, после тяжелых болезней. Разве череда сегодняшних открытий — не потрясение? Разве ее любовь — не болезнь?
С этими мыслями она провела остаток ночи и не вставала с постели все утро, а ближе к полудню болезнь обратила солнечный свет в мутный сумрак и ощерилась клубком сухих ветвей, проросших над ней, под ней, вокруг нее, сквозь нее. Это явилось задержавшееся Искажение: только тьма и паутина; только черный и алый.
_______________________________________________________________________
Рапсодия — произведение в свободном стиле, созданное, как правило, на народно-песенном материале.
* Арпеджио — исполнение аккорда таким образом, что его звуки последовательно идут один за другим.
** Реприза — повторение того или иного музыкального отрывка, знак для его повторения.
*** Форшлаг — украшение, один или несколько звуков, которые предшествуют определенному звуку в мелодии и исполняются за счет длительности ноты, к которой привязаны.
**** Легато — связное исполнение звуков, плавный переход одного звука в другой, при этом пауза между ними отсутствует. Часто обозначается дугообразной линией над нотами.
========== 3. Репетиция ==========
Фрэнки как раз пил чай и с удовольствием заедал пирожным, стараясь не обращать внимания на головокружение, когда чашка испарилась из его руки, свет летнего дня поблек, сменившись густым клубящимся туманом, а вокруг зазмеились, поползли паучьими лапами сухие ломкие ветви, тонкие и толстые, перекореженные и отвратительно гладкие. На одной такой ветке он балансировал, другая прочертила болезненную дорожку по его щеке, третья уперлась острым концом ему в грудь, четвертая опутала ногу, пятая едва не выколола глаз, а сколько напирало на него сзади и переплеталось в клубки, сосчитать было невозможно.
Осторожно отломив конец природного лезвия, целившегося ему в сердце, Фрэнки повертел в руках трофей. Ветка как ветка. Полая внутри. Даже скучно. Он отбросил бесполезный предмет в сторону — и тут услышал отчаянный крик, переходящий в визг.
— Помогите-е! — надрывался кто-то нечеловеческим голосом. — Помоги-и-те-е! Как больно-о!
— Иду! — крикнул Фрэнки, перепугавшись, и торопливо выпутался из обнявших его ветвей, заполнив черный лес противным хрустом.
Он старался не смотреть вниз, но все же взглянул, и от увиденного содержимое желудка подскочило к его горлу: ветви устилали все, насколько хватало глаз, не было видно ни земли, ни воды, одно только бесконечное заплетенное сухими лианами пространство; правда, кое-где их нагромождения прерывались проломами-тоннелями, а кое-где черное месиво сменялось алыми жирными проплешинами. После некоторых усилий ему удалось продраться в один такой пролом, отделавшись разорванными рукавами рубашки и несколькими царапинами, после чего передвижение по опутанному мертвыми растениями Искажению значительно упростилось. Ориентируясь на крики и жалобное хныканье, отважный спаситель разрушил природный занавес в паре шагов от себя, жалея о том, что не носит в кармане какой-нибудь тесак, оступился на своей ветке и упал прямо на Сида.
— К-кажется, ты в порядке! — радостно пролепетал Фрэнки, чихнув и выплюнув прядь его волос. — Только зачем ты тогда визжишь?
— Это не я визжу, придурок, — сердито сказал Сид, стряхнул его с себя и поднялся на ноги. — Это кто-то другой. Я как раз тоже туда шел. Только я боюсь поцарапаться об эту гадость… Так что я очень медленно шел. Не хочешь побыть флагманом нашей флотилии, раз уж ты здесь?
Не дожидаясь ответа, он бесцеремонно развернул Фрэнки спиной к себе, подтолкнул его сзади, и бедняга на правах «флагмана» полетел вперед носом, собирая царапины, синяки и шишки.
— Да чтоб тебя разорвало! Сволочь! — заорал он, поднимаясь и отряхиваясь, но разом замолчал, увидев, наконец, того, кто так отчаянно звал на помощь.
Это оказалась Эшли. Она лежала в одной окровавленной ночной рубашке, растрепанная, заплаканная, и из ее предплечья безжалостным природным кинжалом торчала извивающаяся и тянущаяся бесконечно вверх ветка. В том месте, где рука была пронзена, толщина ветки едва доходила до мизинца, но уже в паре сантиметров выше растение бугрилось огромными шишками и наростами, резко утолщаясь и разветвляясь. Каким образом эта конструкция держалась, не ломаясь под собственным весом, неужели за счет Эшли?..
— Что… — выдохнул Фрэнки, уставившись на нее. У него все поплыло перед глазами, а желудок снова решил напомнить о себе. Как он боялся крови — и как много крови ему пришлось увидеть за последний месяц!..
— Фрэнки! Спаси меня! — всхлипнула несчастная. — Убери это! Пожалуйста! Как больно!..
— Очевидно, она появилась как раз в том месте, где должна была расти эта штука, так что ветка проросла сквозь нее, — заметил подползший к ним Сид и добавил, обращаясь уже к Эшли: — Не плачь, потерпи немного. Сейчас мы что-нибудь придумаем.
— Но как?.. Как ты оказалась здесь? — воскликнул Фрэнки.
— Да какая разница! — ответил за нее Сид. — Это мы у нее спросим потом! А сейчас надо придумать, что с ней делать. Можно просто подождать, через пару минут исчезнет Искажение, а вместе с ним и ветка. Ты слышишь меня, Эшли? Нужно просто немного подождать! Мы не будем тебя мучить, ничего шатать и ломать, тебе от этого будет только больней! А так оно исчезнет само! Буквально через минуту!
— Я не хочу через минуту! — взвыла Эшли. — Убери это!
— Ясно, ясно, ты только не шуми! Мы здесь, мы прекрасно тебя поняли, а местных обитателей нам сюда не надо. А то не нравятся мне эти тоннели.
Фрэнки вздрогнул, подумав о том, какие существа могли пробороздить подобные отверстия.
— Я бы на тебя посмотрела на моем месте! Ублюдок, ты хочешь моей смерти! — простонала Эшли, которой явно не нравилось общество склонившегося над ней Сида. — Уйди от меня-а, я хочу, чтобы это сделал Фрэнки-и, пусть он меня спаса-ает…
— Подержи ее за руку, что ли, — попросил Сид, и Фрэнки послушно схватился за потную исцарапанную ладонь Эшли.
Он не представлял, как можно освободить ее безболезненно. Разумнее всего было действительно просто подождать. Если бы у них нашлось что-нибудь острое, они могли бы попробовать медленно и осторожно перепилить это кривое иссохшее чудовище в самом тонком месте, но кругом трескучей паутиной крутились только ветки, ветки, ветки…