— Плохо дело, — заявил Сид, оторвавшись от созерцания раны. — Это не просто торчащая из тела ветка, она туда вросла, что ли… Как сказать… Как будто они — единое целое. Вот сам взгляни…
Но Искажение припасло для них зрелище поинтересней слияния руки девушки и сухой ветки: со стороны тоннеля раздался оглушительный треск, как будто через него тащили огромный мешок, а в следующий момент на оробевших резонирующих уставились сотни слепых бесцветных глаз, рассыпанных по бесформенной красной колыхающейся куче, заползшей к ним в гости, — хотя скорее уж они были ее гостями. За собой куча волокла ощетинившийся неровными шипами панцирь.
Эшли набрала в легкие воздуха, чтобы завизжать, но Сид зажал ей рот ладонью. Фрэнки рухнул на колени и все-таки расстался и с чаем, и с пирожным. Бежать было некуда: проламываться сквозь чертовы ветки пришлось бы слишком долго, а мерзкий красный слизняк заслонил собой единственный путь к отступлению.
Фрэнки слышал, что медведи не трогают людей, если те прикидываются мертвыми. Неизвестно, насколько эта истина была применима к чудовищам из иных миров, но так как у него отнялись ноги и он оцепенел, ему оставалось надеяться только на то, что обитатель измерения где-то в глубине своей улиточной души — совершенный медведь. Сид, по всей видимости, тоже вспомнил про медведя, потому что он ловко прикинулся потерявшим сознание и красиво улегся рядом с передумавшей визжать Эшли.
Слизняк подполз к ним чуть ближе, выпростал из своего необъятного туловища несколько извивающихся мохнатых стеблей, каждым подцепил по собственному глазу и потащил это богатство к чужакам. К Фрэнки протянулось сразу два щупальца, глаза на которых… а с чего он, собственно, решил, что это глаза? Белесые шарики раскрылись, бодро упали ему на плечи, обнажили множество хоботков и лапок и забегали по нему сороконожками-альбиносами. На этом моменте беднягу едва не стошнило снова, но рвать оказалось нечем. С криком отвращения он попробовал стряхнуть с себя насекомых, но не смог отодрать первого гада от рукава, а второй вонзил ему в палец хобот и приклеился к ладони намертво. К счастью, содержимое пальца этому гурману явно не понравилось, поскольку вскоре он отвалился сам и пополз в сторону Сида и Эшли.
Вместе с осознанием, что он не один страдает от опасной дряни, к Фрэнки вернулись и силы, и самообладание. Как он мог забыть про друзей, пусть даже и в таком состоянии? Но едва только Фрэнки повернулся к ним, обзор ему перекрыла жирная алая масса, окончательно перелившаяся в их укрытие, и с нее посыпались новые насекомые сплошным роем, — чтобы в тот же миг раствориться в ударивших в глаза красках искрящегося летом родного измерения.
После нескольких минут сумрака солнечный свет заставил Фрэнки зажмуриться. Несчастный обессиленно рухнул на пол и свернулся в комок, дрожа всем телом. Перед его мысленным взором стояли отвратительные обитатели Искажения, но усилием воли он прогнал видения, которые, к счастью, больше никогда не повторятся (чтобы смениться еще более страшными и опасными?). Сначала он ничего не видел и не осознавал, только слышал шелест листвы и тихое хныканье, а потом, протерев глаза, понял, что находится в комнате Эшли. В распахнутое окно светило солнце — прямо ему в лицо, и Фрэнки немедленно перекатился на другой бок.
— Ты как? — спросил он, разыскивая Эшли подслеповатыми глазами, еще не до конца привыкшими к смене освещения.
Та лежала на кровати — по всей видимости, там ее и настигло Искажение, — и всхлипывала.
— Больно… Фрэнки… — прошептала она, когда он склонился над ней, осматривая ее руку, как до того Сид. В нем теплилась надежда, что с уходом Искажения пропадет и рана, но ничего подобного не случилось, а после того, как ветка исчезла, кровотечение, по всей видимости, только усилилось. Впрочем, это был еще не худший из возможных исходов: ветка ведь могла тоже не исчезнуть. Сам Фрэнки никогда ничего не пытался забрать из других миров, он только подмечал, что некоторые мелочи перескакивают в Искажение вместе с ним, — например, выборочное содержимое карманов, а возможно ли обратное и какими законами управляются подобные случаи — он не знал. Возможно, Сид…
Тут Фрэнки удивился, что не заметил друга у постели больной. Казалось бы, тот должен был первым броситься помогать Эшли. Хотя, возможно, он уже успел убежать за доктором, пока его неуклюжий приятель корчился на полу и приходил в себя. Так это или нет, Фрэнки проверять не стал, поскольку кровотечение следовало остановить как можно скорей. Странно, что столь часто страдающий от кровопотери Сид не предложил свою помощь, — его опыт мог пригодиться…
Разорвав простыню Эшли и наскоро наладив неумелую повязку, Фрэнки отдернул шторку, деликатно ограждавшую громоздкую двуспальную кровать от внешнего мира, сполз на пол, наступил на Сида, который, оказывается, никуда не делся, и, отчаянно ругаясь, растянулся рядом с ним. Это ж надо — в третий раз за несколько минут упасть по его милости!
— Эй! Искажение кончилось уже, хватит валяться! Мы должны вызвать врача для Эшли! Э-эй! — Фрэнки злобно тряхнул его за плечо, но Сид никак не отреагировал на это. Бледный и оцепеневший, в ясном полуденном свете он выглядел настоящим мертвецом, и тут Фрэнки разом остыл и даже про Эшли на время забыл. Дрожащей рукой он несколько раз ударил друга по щеке, потом представил перекошенное от горя лицо Сильвии и сам уже готов был зарыдать, когда Сид открыл глаза и резко сел на месте.
— Что? Как она? — спросил он напряженным голосом.
— В-врача! — нечленораздельно отозвался Фрэнки.
— Сейчас, — Сид нащупал кнопку вызова прислуги на стене и позвонил. — У нас есть семейный врач, он приедет, все будет в порядке.
На звонок явился слуга, которому было поручено взять машину и немедленно привезти доктора. Фрэнки пришлось улечься рядом с Эшли и держать ее за здоровую руку: так она вела себя немного тише. Сид тоже остался с ними. Он тяжело дышал и выглядел едва ли не хуже самой Эшли, и это не давало Фрэнки покоя. Что случилось? Рука у него вроде бы зажила. Да и не видно крови, да и вел он себя в Искажении вполне бодро, а потом вдруг упал… Неужели Фрэнки слишком сильно приложил его головой о спинку кровати?
— Это я виноват? — спросил он. — В том, что тебе стало плохо в Искажении. Я ведь ударил тебя позавчера…
— Нет-нет, тут другое… — неохотно отозвался Сид. — Это от, как ее там… от анемии.
— Да как же! — сердито возразил Фрэнки. — Врешь! О, я ужасен! Сначала тогда, в Сонном Доле, потом это… У меня такое чувство, будто я тебя убиваю!
— Хватит разбрасываться громкими словами!
Фрэнки вздрогнул: если бы только Сид знал, что это не просто слова! Что он действительно однажды убил человека. Порой обычная неосторожность способна обернуться злым роком, невнимательность — привести к необратимым последствиям, но нет, пожалуй, ничего несправедливо-безжалостней, чем ошибиться в ком-то. Доверить свое сердце тому, кто со смехом отбросит его в сторону — или воспользуется для собственной выгоды. Четыре года назад он понял, что любовь и смерть шагают под руку, выкрашенные в единый цвет. Что чувства толкают в пропасть. Что рядом со светом ночует тьма, а рядом с доверием — предательство; и как же Сид счастлив, если способен просто отмахнуться от «громких слов», не задумываясь о том, что может быть сокрыто за ними. Как он счастлив — и как он глуп…
— Ладно, хорошо, — покладисто сказал Фрэнки. — Раз уж ты такой скромный, сделаю вид, что мне все равно.
— Прекрасно. — Сид помолчал и холодно добавил: — Лучше позаботься об Эшли. Подозреваю, что по твоей вине она и стала резонирующей. Безответная любовь — страшная штука, а? Что скажешь? Доволен собой?
Фрэнки так и замер на месте, беспомощно моргая, не зная, что возразить. Жгучая волна стыда захлестнула его, мешаясь со страхом и — злостью на глупую, шумную, назойливую, не пожелавшую сдаться девчонку. И если та надеялась приблизиться к нему, став резонирующей, то она жестоко ошиблась: меж ними разом выросла пропасть шириной в черно-красное Искажение.