Последним, что увидела Эшли перед смертью, были падающие звезды в глазах Фрэнки.
***
После того, как Фрэнки ушел за помощью, Сид впал в бессознательное состояние. Прибывший врач настоял на немедленном переливании крови — Сильвия стала донором, — и, осмотрев больного, предложил поместить его в больницу для обследования. «Проблемы с сердцем», — уклончиво сказал он. Сильвия в ответ прозаикалась, что н-не м-может быть и н-никогда т-такого н-не было, а Фрэнки молча жевал губы, внутренне холодея: перед ним совершалось что-то незримое, неумолимое, неотвратимое, и он догадывался о причине тех самых «проблем». Каким обследованием, каким лекарством здесь помочь?
Он не воплотил в жизнь свое намерение рассказать Сильвии про Симфонию: едва узнав, что случилось с братом, та затряслась и так горько расплакалась, что Фрэнки не нашел в себе никаких моральных сил добить ее новыми подробностями — точно так же, как не сумела это сделать Эшли.
Они решили подождать, что скажет про больницу сам Сид, когда очнется. Фрэнки сделал вид, будто на что-то надеется: вот и дожил, в обществе обманщика сам стал обманщиком. Он остался вместе с Сильвией у изголовья больного, но они уже не пытались целоваться и озорничать: оба притихли, поникли. У бедной девушки дрожали руки, и Фрэнки забрал их в свои, пытаясь отогреть и успокоить ту, что не раз успокаивала его. Ему хотелось быть — или хотя бы казаться — сильным ради нее.
Вскоре после отъезда врача явилась Мадлен. Она долго смотрела на Сида оценивающим взглядом, изучала стойку с капельницей, а потом отрывисто спросила, обращаясь к Сильвии:
— Он умирает?
— Нет! — с ужасом ответила та: никто не смел произносить это слово, а с губ Мадлен оно слетело так просто, словно речь шла о погоде.
Фрэнки пристально наблюдал за ней, внутренне подобравшись. Почему-то ему хотелось прогнать Мадлен, защитить от нее Сида, запретить ей на него смотреть и интересоваться его состоянием, хотя у нее на то было полное право.
— Все будет в порядке, — Сильвия нервно сцепила руки в замок. — Это просто анемия.
— М-да? Мне вот интересно… — за этими словами последовал еще один оценивающий взгляд, — сколько он еще протянет. Такие раны быстро не заживают, Искажения, как я погляжу, приходят быстрей. Не хотелось бы связываться с человеком, который вот-вот…
Она не договорила: Фрэнки вскочил с места вне себя от гнева.
— Ах ты циничная стерва! — вскричал он, задыхаясь. — Как ты смеешь говорить подобные вещи, да еще и при людях, которым больно это слышать! Что для тебя Сид? Толстый кошелек? Хороший любовник? Надежда на выгодный брак и положение в обществе? Да ты должна рыдать от счастья, что он был с тобой, ты вообще знаешь, что это за человек?!
— Гляньте, кто расшумелся! — удивилась Мадлен. — Мышонок показывает мне зубки! С какой стати меня должен так волновать твой Сид, мы знакомы всего ничего. Ну подумаешь, переспали, это повод рыдать от счастья? Или ты бы на моем месте рыдал от счастья? Или уже рыдал? Серьезно, чем вы там вдвоем по ночам занимаетесь, что он потом не хочет меня видеть?
— Да думай, что хочешь, — отозвался Фрэнки, не дрогнув. — Оскорбляй меня, сочиняй всякую чушь, развлекайся, одним словом, но не смей оскорблять его, да еще при его сестре! Как у тебя наглости хватает болтать такое при этой чистой девушке, считающей тебя другом!
— Чистой девушке? Уж не влюбился ли ты?
— Тебя это не касается! Убирайся!
Мадлен иронично поджала губы: ее явно забавляла перепалка с Фрэнки, если не сказать больше — она наслаждалась ею. Но тут подала голос доселе молчавшая Сильвия.
— Мадлен, уходи, — сказала она тихо, но твердо, и в этом «уходи» заключалось нечто большее, чем просто «выйди из комнаты».
— Меня почему-то который день все только гонят, — усмехнулась Мадлен. — Учтите, меня унизить не так просто, как вам кажется. Я уйду, но вам это еще аукнется.
— Напугала тоже! — Фрэнки рассмеялся ей в лицо.
— А ты все-таки изменился, — задумчиво протянула та у самого выхода. — Может быть, даже в лучшую сторону. Может быть, я даже могла бы полюбить такого мужчину.
Вышеозначенный мужчина покраснел, как помидор.
— Ты… ты врешь! — крикнул он, обращаясь к закрывшейся двери. — Да вы все тут мне только врете!
— Не слушай, не слушай ее, — добавила Сильвия и моляще взглянула ему в глаза; и живо вставший перед его мысленным взором обольстительный образ Мадлен разом поблек и распался. — Спасибо, что защитил нас.
— Да я… да я только… — Фрэнки растерялся и снова покраснел, а потом ойкнул от неожиданной боли: проведя ладонью по его лицу, Сильвия дотронулась до царапины на лбу.
— Ох, прости! — Она смутилась и, поднявшись на цыпочки, поцеловала задетое место. Этот невинный и вместе с тем полный любви жест вызвал у Фрэнки такое умиление, что он не сумел противостоять искушению, взял ее за подбородок и осторожно коснулся ее губ своими.
— Помолвка или смерть, — немедля донеслось со стороны кровати.
Пойманные на месте преступления влюбленные испуганно отскочили друг от друга.
— Т-так т-ты не спишь? — обратился Фрэнки к Сиду, разом вспомнив про выбитые зубы.
— Ясное дело, не сплю, — отозвался тот. — Ты так накричал на Мадлен, что и мертвеца бы разбудил.
Глаза у него смеялись. На миг растерявшаяся Сильвия между тем решила взять инициативу в свои руки, набросилась на брата и принялась ерошить ему волосы с самым беззаботным видом:
— Не ругай Фрэнки! Мы ничего такого не делали! Правда-правда! Показать тебе, как мы делали? — и она, живо нагнувшись, поцеловала в губы и его. — А научишь по-взрослому?
— Гадкая девчонка! — Сид натянул свободной от иглы рукой одеяло до самого носа. — Таким вещам тебя будет учить твой муж! Уйди с глаз моих!
Пользуясь беспомощностью брата, Сильвия и не думала его слушаться: дурачась, она покрыла быстрыми поцелуями его лицо и шею.
— А если муж сам не будет уметь? Вся надежда на тебя! — смеялась она.
— Еще скажи, что я и его чему-то там учить должен! — Сид измученно закатил глаза. — Хватит сходить с ума! Уйди отсюда, а то мне хочется плакать от кошмарности твоего воспитания. Уйди, говорю тебе! Фрэнки, ну сделай с ней что-нибудь!
Услышав свое имя, друг семьи, который улыбался, наблюдая за ними, словно очнулся от приятного сна. Схватив разобидевшуюся Сильвию под локоть, он вытолкал ее за дверь безо всяких церемоний, догадываясь, что взывают к нему неспроста: речь пойдет если не о Симфонии, то либо о его предательстве, либо о его девственности, а несносный Сид таков, что запросто начнет подшучивать на последнюю тему при посторонних.
— Это… мы правда ничего такого не делали! — выпалил несчастный влюбленный, вытянувшись по струнке и зардевшись. — Мне еще рано жениться, войди в мое положение! А если тебе интересно, почему я нарушил слово, то, извини уж, я не хотел, чтобы ты помер у меня на руках!
Сид засмеялся, глядя на него:
— Я не об этом с тобой поговорить хотел.
— Тогда, значит, о Симфонии! — с готовностью подхватил Фрэнки. — Мне вот в голову одна идейка пришла: а что, если нам исполнить ее вдвоем? Допустим, половину ты, половину я…
— Давай лучше дуэтом. И еще кого-нибудь позовем, все ж не такая тоска! И хоронят пусть в одной могиле! Ты бы хоть иногда мозги включал, а не только за моей сестрой волочился. Слушай, помоги мне сесть и не задеть эту штуку, — больной кивнул на иглу в руке.
Фрэнки выполнил его просьбу и на всякий случай остался рядом: ему очень хотелось поддержать Сида любым способом. Тот бодрился, но выглядел каким-то изломанным.
— Черт… — вяло протянул он. — Эта Мадлен… Мне следовало уберечь Сильвию от подобной компании. Глупая девчонка и так творит черт знает что, сам видишь, а тут еще подружка легкого поведения нарисовалась. А я думал только о себе, о том, как бы поразвлечься!
— По-моему, ты здесь последний человек, который думает о себе, — мягко возразил Фрэнки.
— Ох уж этот твой максимализм. Ладно, я вот что хотел спросить… — Сид тяжело вздохнул. — Где ты был в сегодняшнем Искажении? И еще — где Эшли?
— Не знаю. Задержалась? — Из-за всех треволнений, болезней и, конечно, любви про Эшли как-то и не вспоминали… — А насчет Искажения — у меня к тебе тот же вопрос!