Паника душила его. Ему хотелось отшвырнуть бесполезную железяку в сторону, но когда он уже замахнулся, в голову ударило понимание: он забыл взвести курок! Забыл! Каков идиот! Фрэнки разозлился на себя за это, и злость придала ему сил. Даже рука дрожать перестала, когда он исправил свою ошибку и прицелился еще раз.
Гильза отлетела в сторону. Все монстры повернулись к нему. Но он не боялся их. Он попал.
Один из дерущихся дернулся и рухнул на землю, обливаясь кровью. Второй взглянул на стрелявшего бесцветными глазами — всеми тремя, — а потом нагнулся к поверженному противнику и впился в его плоть.
Фрэнки поднялся с колен, тяжело дыша и сжимая револьвер в вытянутой руке. С другой капала кровь, плечо разрывала боль, но это не имело значения. Он больше не будет прятаться. Он наведет здесь порядок. Три патрона. Четыре монстра. Он справится. К черту пацифизм. К черту страх. К черту все глупости, которыми он забивал себе голову много лет. Ради спасения собственной жизни и жизни единственного друга он пойдет на все. Хотя нет, во втором случае не на все, но пусть уж для красоты и краткости будет так.
Он огляделся и увидел в шаге от себя одинокого «чудика», маленького и хилого. Его впалая грудь вздымалась и опускалась, обнажая торчащие наружу ребра. Кожа во многих местах сгнила и стерлась. Существо представляло собой жалкое зрелище и робело перед Фрэнки. При виде столь явной беззащитности его сердце дрогнуло, и он опустил оружие. Даже полез в карман: не завалялось ли там еще чего сладкого, но, похоже, все запасы остались где-то в траве.
Уродец странно улыбнулся Фрэнки и отполз на четвереньках в сторону. Должно быть, пришел сюда в надежде поживиться падалью — боец из него никакой, — и теперь ждал, когда терзающий собрата монстр уйдет, освободив заодно и драгоценную сахарную жилу. Во всяком случае, так предположил Фрэнки — и ошибся.
Маленький падальщик наметил себе другую цель и неловкими скачками двигался к ней. И целью этой оказался Сид. Фрэнки не сразу разглядел его под двумя чудовищами — скорее догадался, что он там. Первым порывом было разогнать жуткую свалку выстрелом, но, уже целясь, Фрэнки подумал, что может попасть в друга, и это его остановило. Ничего не поделаешь, вместо того, чтобы палить наугад с безопасного расстояния, придется подобраться поближе.
Стуча зубами и дрожа всем телом, он последовал за падальщиком. Идти приходилось бесшумно и медленно. Если Сиду уже откусили голову и едят мозги, то выигранное беготней время его не оживит, зато можно взбесить сразу двух монстров; а если еще не откусили и не едят, значит, и за пару лишних секунд не откусят. Наверное.
Когда между падальщиком и свалкой осталось не более двух шагов, Фрэнки сумел, наконец, разглядеть, что там происходит. От увиденного его замутило: никто мозги Сида не ел, но то, что с ним делали, выглядело по-своему отвратительно.
Большеголовый «чудик» по неясной причине пылал искренней любовью к своей жертве. Скорее всего, Сид подкармливал его сладостями в прошлые визиты в Зазеркалье — другого объяснения происходящему не находилось. Монстр держал его в объятиях и нежно перебирал его волосы — ну, почти: когти у чудовища оказались будь здоров, а чувства, видимо, не уступали когтям, поэтому с каждым ласковым поглаживанием лоб Сида пересекала новая алая полоса. Оставалось только удивляться, как ему еще не выкололи глаза. Второй, одноногий, жадно припал к его раненой руке и не то кровь пил, не то жевал: лучше и не знать. Сид по-прежнему был без сознания и не оказывал никакого сопротивления.
Фрэнки прищурился, целясь. Он стоял совсем близко к одноногому и даже слышал причмокивание, с которым чудовище терзало запястье Сида. Брезгливо морщась, он взвел курок — и опустил оружие с рваным выдохом. Его уверенность в себе рассеялась так же быстро, как и появилась. Он боялся попасть в руку друга или промазать, истратить впустую драгоценный патрон.
«Я должен подойти вплотную, — решил он после секундного колебания. — Должен приставить револьвер к голове этой мрази, и тогда…»
Удастся ли? Он робко шагнул ближе. Под ногой что-то хрустнуло. Оба монстра повернулись к нему.
Фрэнки растерянно посмотрел на одноногого. Нужно было стрелять, пока тот не вернулся к еде, но рука не поднималась убить кого-то хладнокровно, стоя вплотную, глядя в глаза. В прошлый раз Фрэнки палил под влиянием адреналинового всплеска, а теперь, когда его жизни как будто не грозила опасность, сомнения начали одолевать его. Он никогда не обижал животных, а «чудики», если подумать, не так далеко ушли от тех же обезьянок в зоопарке. Может, стоит попробовать мирно договориться? Сид ведь как-то ладил с ними — с помощью сладостей и не менее сладких улыбок. Он сам говорил, что они вполне мирные, если их не злить.
Размышления Фрэнки прервал большеголовый: похоже, понял, что его драгоценность собираются отнять. Он засопел, сгреб Сида в охапку толстыми ручищами и судорожно прижал к себе. Таким образом, одноногий тоже лишился добычи — бедняга успел только проводить глазами свой лакомый кусочек. Фрэнки заметил на окровавленной руке друга следы зубов, и тут в нем поднялась глухая ярость.
— Сволочь! — выругался он и выстрелил бы, если бы не сопровождавший его падальщик. Хилый «чудик», до сих пор прятавшийся за спиной у Фрэнки, имел неосторожность высунуться наружу, а разобиженный и лишившийся обеда калека, должно быть, решил, что тот смеется над его неудачей. Он решительно пополз к нахалу, а падальщик, не будучи дураком и разгадав мотивы собрата, взял ноги в руки и метнулся прочь. Это еще сильнее разозлило одноногого, и с рычанием, которое без особых усилий можно было перевести на человеческий как «ну попадись мне еще, ублюдок», он двинулся следом — на удивление резво для калеки.
Так Фрэнки остался наедине с большеголовым, если не считать бесчувственного Сида. Подравшийся за сахар монстр давно ушел, растерзав побежденного; одноногий тоже пропал из виду. Все-таки хорошо, что между «чудиками» и не пахло сплоченностью! Если бы они договорились о дележе добычи и навалились впятером, сейчас Фрэнки был бы уже мертв.
Повисла присущая Зазеркалью рваная тишина. Чудовище и его противник смотрели друг другу в глаза. Ни один из них не боялся — первый был уверен в своей физической силе, второй — в силе своего оружия. Но никто не предпринимал попыток напасть на врага.
Фрэнки застыл на месте, сжимая револьвер потными пальцами. Ему не хотелось стрелять. Он чувствовал странную жалость к монстру, так наивно прижимавшему к груди Сида, — как ребенок не желает расставаться с любимой игрушкой. Жаль только, что бережному обращению с дорогими сердцу вещами его никто не научил: если прежде в опасности были глаза Сида, то теперь ему запросто могли переломать все кости.
— Отдай его мне, — произнес Фрэнки. И сам удивился собственной глупости: разве чудовище поймет?..
Большеголовый моргнул, отвернулся и заботливо устроил Сида у себя на коленях: уйди, мол, нам и без тебя хорошо. На его бесформенных губах появилась нежная улыбка.
— Отдай его мне, — повторил Фрэнки. — Ты его любишь? Любишь?
Он прижал ладонь к сердцу и указал на монстра, потом на Сида. Тот моргнул еще раз, будто догадавшись, перестал улыбаться и что-то прогудел в ответ.
— Я тоже его люблю, — продолжил Фрэнки. — Ты должен понять. Отдай его мне. Пожалуйста!
Он вложил в свои слова как можно больше мольбы, протянул руку и коснулся предплечья Сида. Большеголовый секунду или две не шевелился, будто что-то обдумывая — или просто наблюдая, но стоило Фрэнки потянуть друга на себя, как монстр вскинулся, зарычал, отшвырнул свою игрушку в сторону, вскочил на ноги и бросился на него.
Фрэнки выстрелил. Пуля попала в неестественно огромный лоб «чудика», и он упал, не издав ни звука.
Любовь и смерть поистине шагают под руку, выкрашенные в единый цвет, — даже для чудовищ Мнимого Зазеркалья верно. Фрэнки тяжело вздохнул, подумав об этом, и опустился на колени перед изрядно потрепанным другом.