Выбрать главу

Фрэнки яростно засопел:

— Не в тебе дело! И не во мне, поверь! Просто ты предлагаешь — невозможное!

— Но ты — гений, — беспомощно возразил Сид. — Ты сам как мелодия. Я был у тебя на концерте и прекрасно помню тот совершенный день. Тогда я подумал, что ты идеально подходишь на роль человека, который мог бы обратить уродство в красоту.

Голову Фрэнки сдавили невидимые тиски. Он сердито потер лоб, ощущая, как от нервного напряжения растет температура. Ну вот, влез, называется, в приключение. Мир спасает от Искажений — курам на смех. Исправляет чужой эксперимент, где проще наделать новые ошибки, чем убрать старые. Целая симфония, господи! И кто сказал, что только последняя часть неверна? Что, если ошибка где-то в предыдущих? Да где угодно! И как их определить в какофонии, подобной этому дикому этюду? Какой аккорд меньше крови из ушей выпускает, тот и лучше? Куда он вляпался! Если у него от одной только истории начался жар, куда уж ему лезть в подобные свершения! А этот идеалист нес такой откровенный бред про его якобы совершенные способности, что прямо рыдать хотелось от жалости и отчаяния.

— Прости, но… — он поднялся с места, — я не думаю, что могу тебе помочь. Я не создан для таких дел, ты ошибаешься. Если кто и мог что-то исправить, то, наверное, это был твой отец. Мне очень жаль. Впрочем, — торопливо сказал он, видя, как бледнеет лицо Сида, — я еще обязательно подумаю над твоими словами. И завтра сообщу свое решение. Если ты еще будешь в городе.

«Только вот меня в городе не будет», — добавил он про себя.

— Подумай. Хорошенько подумай, — взмолился Сид и горячо пожал ему руку, не подозревая о том, что решение уже принято. — В любом случае я очень рад знакомству. Спасибо тебе! Ах да, очки! Сейчас я найду!

— Не стоит, — Фрэнки выглянул в окно. — Там на улице тучи, так что все со мной будет нормально.

Он и в сорокаградусную жару сейчас вылез бы, глядя на солнце, — только бы не оставаться лишней секунды в компании этого парня, который смотрел на него с таким рвущим сердце доверием.

***

Ветер на улице крепчал, а жар неумолимо усиливался. Не пройдя и ста шагов от дома Брэдли, Фрэнки беспомощно плюхнулся на удачно подвернувшуюся лавку и закрыл глаза. Сердце бешено колотилось и, кажется, намеревалось вылететь из груди — проклятое волнение!

В последний раз с ним такое было четыре года назад. В тот день, когда он впустил в дом Мадлен, грязную и промокшую под дождем, а та попросила об одной «маленькой услуге». Тогда он, ослепленный любовью, еще не знал, что его ангел Мадлен способна на преступление.

Фрэнки стиснул зубы и беспомощно застонал — сейчас не время вспоминать события четырехлетней давности! Ему и так хуже некуда, ему нужно успокоиться, а не вскрывать старые раны. Он сжал кулаки так, что заболели костяшки, до крови прикусил губу — не помогло, физическая боль только добавила красок в боль душевную.

— Эй, приятель, ну расскажи хоть, как поговорили? — За его спиной послышался знакомый гремящий голос.

Фрэнки вздрогнул от неожиданности. Еще этого монстра тут не хватало!

— Почему ты обманул меня? — полюбопытствовал он просто для порядку, хотя его этот вопрос давно уже не волновал.

— Потому что я горой за Сида, а он о тебе день и ночь думал, — Брэдли присел рядом. — Вот я и придумал маленький хитренький план. Скрепил, так сказать, ваши сердца, чем очень горд, а сам ушел покутить в одно место, чтоб вам не мешать. Мы, актеры, знаем толк в отдыхе.

— Умоляю… — Фрэнки провел по лбу рукой. — Ужасно болит голова…

— Молчу, молчу, — с готовностью отозвался его собеседник. — А что, ты заболел? Или, чем черт не шутит, ты так резонируешь?

Фрэнки испуганно заморгал. А ведь была и такая вероятность: температура могла расти не только от волнения. Или даже совсем не от волнения. Как же он не подумал? Нет, только не это! Как же Сид, ему ведь будет плохо! Пожалуйста, пусть это будет просто начало болезни! Пусть он свалится на неделю, на месяц, но только не Искажение! Да нет, не оно, как-то слишком часто получается, не может быть такого. Все хорошо, не стоит волноваться.

Он хотел было ответить Брэдли, что все в порядке, но не успел, потому что в следующий момент его накрыла мутно-зеленая горячая волна Искажения — накрыла, оглушила и со странным скрипом-шелестом потащила куда-то вверх, ибо сегодняшнее Искажение пришло не пустым.

_______________________________________________________________________

* Септаккорд — аккорд, состоящий из четырех звуков. Интервал между крайними звуками в септаккорде равен септиме, из чего и следует его название. Добавление четвертого звука делает весь аккорд диссонирующим.

** Дуоль — группа из двух нот, равная по длительности звучания трем нотам той же длительности. На письме обозначается цифрой 2 над соответствующей группой нот. Относится к особому, “иррациональному” делению ритмических длительностей.

*** Октоль — произвольное деление основных длительностей на восемь равных частей вместо шести. Обозначается цифрой 8 над соответствующей группой нот. Относится к особому, “иррациональному” делению ритмических длительностей.

**** Диссонанс — здесь — нестройность, дисгармония, раздражающее звучание. Является противоположностью консонансу — созвучию, стройному звучанию.

========== 4. Пауза ==========

Придя в себя после секундного помутнения сознания, Фрэнки хотел было закричать, но крик застрял в горле удушающим спазмом. Несчастный думал стряхнуть с себя Искажение, открыв глаза, но не тут-то было: безжалостно ослепляющий, искристо-зеленый мир, пронзивший и поразивший его в первый момент, никуда не делся, просто перевернулся — ибо сам Фрэнки, по всей видимости, висел вниз головой.

Он попытался разглядеть, что же его удерживает в нелепом и неудобном положении, но сразу зажмурился, не в силах с непривычки выдержать стократно отраженное зеленоватое сияние, которым была пронизана сама атмосфера Искажения. Как бы там ни было, висеть вниз головой до самого финала представления было недопустимо: конечно, если он освободится, то свалится вниз, а какая там высота — об этом уж лучше не думать, но и по возвращении он свалится вниз тоже, причем, скорее всего, на ту самую лавочку, с которой его сорвало. С железной спинкой, между прочим, если удариться об нее головой…

На этом месте Фрэнки стало совсем худо, поэтому он завертелся в своих путах волчком. Что привело к довольно неожиданному, но позитивному результату: он словно отлепился от огромного куска зеленого теста, к которому, оказывается, был приклеен, и плавно опустился на землю. Только вот на землю ли?

Под ногами скользко искрилось, переливалось изумрудным и болотным оттенками стекло. Даже скорее зеркало, потому что Фрэнки ясно видел в нем свое отражение. А еще бесконечную лестницу, повисшую наверху и причудливо увитую тестообразной зеленой массой, и высоко-высоко над ней — тусклый кусочек бледно-серого неба, с которого выцветшей блесткой глядело местное солнце, отражаясь тысячей бликов-зайчиков в земле-зеркале и тем самым множа свой свет до слепящей резкости. Или это не земля, а пол такой? Но где же в таком случае стены и крыша? Да и лестница только казалась лестницей, все-таки она больше походила на естественный ступенчатый ствол-подпорку для «теста».

Стряхнув с себя оцепенение, вызванное завораживающей необычностью обстановки, Фрэнки торопливо закрутился на месте, жмурясь, щурясь и пытаясь отыскать Сида, — по идее, он должен находиться где-то здесь, ведь то снежное Искажение у них было общим.

Фрэнки ни разу не сдвигался с места в Искажениях, боясь попасть в родной реальности в неприятный казус, оказавшись, скажем, в комнате соседей; ни разу не подавал голоса, не желая тревожить и заинтересовывать чужой мир собой. Но сейчас он выбросил свою обычную осторожность из головы, поднялся на ноги вместе с собственным отражением и, размашисто шагая, направился в ту сторону, где, по его предположениям, в «правильной» реальности находился дом Брэдли.

— Эй! Сид! Ты слышишь меня? Я здесь! — хрипло крикнул он и прислушался, но ответом было только невнятное чавканье над головой. А в следующий момент ему на голову приземлился кусок зеленого теста на тонкой ниточке, приклеился к волосам и мягко потянул вверх, но Фрэнки, чертыхаясь, сразу сбросил с себя отвратительный комок, оказавшийся на удивление пугливым и податливым.