За чередой воспоминаний, сам не замечаю, как уже дошел до нужного корпуса и поднялся на нужный этаж. Останавливаюсь от неожиданности.
Мария Сергевна сидит, привалившись к стене. Ее взгляд направлен с окно, колдовские глаза блестят от непролитых слез. Она даже не оборачивается на звук моих шагов…
— Мария Сергеевна, — окликаю ее, и она подскакивает с банкетки, слезы срываются по ее щекам, и я впадаю в ступор. Ненавижу женские слезы! Не знаю, как себя вести в такие моменты, и, кажется, сам начинаю паниковать. А Мария Сергевна льнет ко мне, щедро орошая слезами мое плечо. Такая хрупкая, нежная и беззащитная… Хочется ее оградить от всех переживаний, обнять… И я обнимаю, глажу подрагивающие плечи и изящную спину. Вроде начинает затихать, но все еще всхлипывает.
Слово за слово, Мария Сергевна вкратце рассказывает, как их с Марьяшей сюда привезли, и что ее не пустили с малышкой на процедуры.
— Не переживайте, все хорошо. Марьяна сейчас в сестринской.
— Откуда вам это известно? — растерянно спрашивает, рассматривая мое лицо.
— Зав отделением мой друг и крестный Марьяны. Он позвонил мне и сказал, что вы здесь. Я с самолета сразу к вам. Сейчас переговорим с ним, заберем Марьяшу и поедем домой.
— Мне на работу надо позвонить… Я завтра должна выйти на замену…
Протягиваю ей свой телефон, но она крутит его в руках и задумчиво смотрит в сторону.
— Я не знаю номеров наизусть, — виноватый взгляд заставляет что-то внутри меня сжаться. За что она чувствует себя виноватой? Что за черт? Ведь ничего из ряда вон не случилось. Я тоже не знаю многих номеров, и считаю это не столь важным аспектом.
Беру телефон из ее рук и нахожу в Гугле номер гимназии. Говорю, что Мария Сергеевна заболела, а Маша смотрит на меня осуждающе.
— Ложь во благо, — оправдываюсь я, отбив звонок. — Пойдемте, познакомлю вас с другом…
Но общения с Михал Анатольичем не получается, его вызывают то туда, то сюда. В отделении работа кипит и днем, и ночью. Поэтому просто забираем Марьяшу, Мария Сергевна берет вещи из палаты, и идем на выход. Домой едем на такси, собирая все утренние пробки. Пока то ползем, как улитки, то стоим, девчонки засыпают на заднем сиденье такси. Вымотались…
Машина останавливается перед домом, я забираю Марьяну из автокресла и несу на руках в дом. Укладываю в ее кроватку, снимаю с дочки обувь и курточку. Она так крепко уснула, что не просыпается от моих манипуляций. Мария Сергеевна не уходит, стоит у стены и наблюдает за нами.
— Вам нужна моя помощь?
— Нужна, — не думая ни секунды, отвечаю я. — Но вам нужно отдохнуть. Я побуду с Марьяной, а вы ложитесь спать.
Пару секунд Мария Сергевна тушуется, но все же идет в свою комнату, не закрывая до конца дверь ванной комнаты.
Марьяна все еще дышит сипло, но мы много раз проходили это. Малышка уже знает, что нужно делать, и какие процедуры проходить. Она у меня не по годам умненькая и самостоятельная.
Целую ее в висок и зачем-то иду через ванную комнату к двери Марии Сергевны. Прислушиваюсь — тихо. Приоткрываю дверь и заглядываю в комнату. Спит, свернувшись в комок. Переоделась в пижаму, но не взяла одеяло, и теперь мерзнет…
Достаю из шкафа плед, накрываю ее и, пытаясь отвлечь мысли от этой женщины, быстро выхожу из комнаты. Дел невпроворот, поэтому не теряю времени и иду в кабинет.
32. Мария
Три дня… Целых три дня после больницы я провела в доме Макаровых. Дмитрий Романович почти все время отсутствовал, а я была с Марьяшкой. Как и обещал Макаров, ничего, кроме как заниматься с малышкой, я не делала. Готовила в доме повар, убирала приглашенная горничная. А Марьяша медленно, но верно шла на поправку.
В среду вечером Макаров вернулся с работы, и я подошла к нему с вопросом о выходе с больничного. Он внимательно выслушал, смотрел на меня странно. Но в итоге отдал мне больничный лист на мое имя, с подписями и печатями. Ничего себе… Марьяша расстраивается, что я уезжаю, но мы с ней договариваемся, что как только она выздоровеет, пойдем вместе на концерт какого-нибудь оркестра.
Домой меня привозит водитель Макарова. На этаж поднимаюсь сама не своя. Понимаю, что вот так пропасть на несколько дней после нашей с Левой близости — верх неуважения к парню. Но и он ни строчки не написал и не позвонил. Гоню от себя мысли о том, как теперь нам существовать в общем пространстве. На этаже пусто. Переодеваюсь в домашнюю одежду и иду в ванную комнату. Закидываю стирку, дел на сегодня особых нет, а больничный закрыт завтрашним числом, поэтому вполне могу позволить себе бездельничать.
С утра иду к морю. Это место силы… Как же все-таки многогранна красота природы! То штиль, то шторм. То дождь, то солнце, которое пригревает совсем по-летнему. Скидываю с плеч толстовку, оставаясь в футболке. Отпиваю из большого бумажного стакана кофе. Наушники и телефон сегодня не вынимала из сумки, потому что хочется слышать звук накатывающих на берег волн и крик чаек.
С наступлением тепла на пляже прибавляется народа, но все рассредотачиваются так, что не мешают друг другу. Лишь изредка ветер доносит чей-то смех и радостный визг детей, которые, пока не видят родители, норовят влезть в море. Волны окатывают их брызгами, вызывая бурные эмоции. Какое прекрасное время, детство! Совершенно неповторимое…
Прикрываю глаза, подставляя лицо солнцу. Это я, конечно, зря. От солнца в меня появляются веснушки, но я не против. Осенью, когда солнечных дней становится меньше, веснушки тоже пропадают. Мама всегда говорит, что я поцелованная солнцем.
Клонит в сон, и я решаю, что в следующий выходной обязательно возьму с собой коврик или арендую шезлонг.
Когда прихожу домой, дверь в комнату Левы открыта настежь. Заглядываю внутрь, постукивая по дверному откосу пальцами.
— Привет, — здороваюсь первая.
— Привет, — улыбается он, но как-то… натянуто, что ли?
— Ты уезжаешь? — срисовываю большой чемодан возле кровати. Лева, откинув голову на спинку компьютерного кресла, покручивается в нем туда-сюда.
— Да, с Ильей в "М" едем. К спонсорам. Может, раскрутим на что-то еще.
— Желаю продуктивной поездки, — я очень рада за Леву. У него столько идей… Хорошо, что есть человек, который может помочь с их реализацией и поспособствовать продвижению молодого таланта.
— Буду скучать по тебе, — говорит он и поднимается на ноги. Подходит близко, касается пальцами моего виска, убирает выбившиеся из косы пряди за ухо. Дико смущаюсь. Вот, что бывает между людьми, которые однажды переспали. — Мне пора, — целует в щеку, берет чемодан, куртку, и уходит. Я же и облегченно вздохнуть не могу, и сказать ему что-то. Лева уехал, а мы так и не расставили точки. И он не спросил, где я была… Наверно, зря я себя так накрутила. Обидно, конечно, если Лева из тех, для которых вот такой спонтанный секс имеет место быть. Трахнул и забыл? Да ну, вряд ли… не похоже на него. Да и взгляд у него говорит об обратном. Но и я как собака на сене. Больно Леве делать не хочу, но и сама не смогу под него подстроиться… он слишком крупный для меня…
Закрываю свою дверь и прислоняюсь к ней спиной. Чтобы как-то себя отвлечь, готовлю вещи к единственному на этой неделе рабочему дню, принимаю душ и запрыгиваю в кровать, открывая электронную библиотеку. Выбираю книгу одного из любимых авторов, которую все не доходили руки прочесть. Так зачитываюсь, что теряю счет времени. Откладываю телефон глубокой ночью и засыпаю крепким сном до самого утра.
33. Лева
Я понимаю, что произошедшее между мной и Машей, для нас обоих не просто так. И я дурел, ощущая её тесноту и влажность. Она хотела меня, но что-то шло не так… А точнее, Маше было больно, когда я разгонялся. С ней по-другому не получается, она вся — сплошной секс. Ласковая, страстная, податливая… Но замирала каждый раз, когда я отпускал своих демонов. И стоило только отпустить поводья, понимал, что для неё это слишком. Я пытался притормозить, но крышу рвало так, что по венам словно не кровь текла, а раскаленное железо. Даже когда кончил, мне было мало. Но Машка смотрела на меня своими испуганными бездонными глазами…