— Ты говоришь глупости, дочка…
— Мария Сергеевна… — в глазах Марьяны слезы.
— Мой муж сейчас очень занят на работе, и дал мне инструкции. Я оплачу вам за все дни, и еще премию за то, что так славно справлялись со своей работой. Но попрошу вас сразу собрать вещи и уехать, у нас на вечер планы, — расплывается в улыбке жена Макарова. А я борюсь с желанием осесть прямо на ступеньки.
На шум из кухни выходит Ольга Кузьминична, но я совершенно не слышу разговора. Гул в ушах нарастает, и я, воспользовавшись моментом, когда Марьяна выпустит мою руку из захвата, почти бегу наверх.
Вещей у меня с собой немного, и все умещается в спортивную сумку, с которой я сюда и приехала. Решаю позвонить Макарову, но телефон его вне зоны доступа.
Как же больно, господи… Обида и боль, смешавшись, разносятся по телу, как кровь по венам. Вот так, Машка… Вот так. Он отряхнулся и пошел дальше. Как ты и боялась. А ты словно умерла…
Внизу шум, Ольга Кузьминична пытается успокоить ревущую Марьяну, которая, увидев меня, срывается и оьнимает меня за бедра.
— Не уходите, — всхлипывает малышка. — Пппожжжалуйста. Папа не мог… Давайте позвоним папе…
Сажусь перед ней на колени, расцеловываю соленые от слез щеки, силясь не разреветься точно так же.
— Не расстраивайся, милая. Мы с тобой обязательно увидимся в гимназии. Уже совсем скоро. Не успеешь и глазом моргнуть, как наступит учебный год…
— Маш, это какая-то ошибка. Не может Дима вот так… — врывается в шум голос повара.
— Рада была с вами познакомиться, Ольга Кузьминична. Марьяшка, — обнимаю ее и тихонько на ушко шепчу. — Будь умницей, малышка. Слушайся папу. Я тебя очень люблю, и буду ждать на наших уроках по живописи. Ты же не передумала стать знаменитым художником?
Она лишь мотает головой, отчего косички задорно подскакивают.
Встаю с колен и, не оглядываясь, иду на выход. Вызывать такси сразу не решаюсь. Нужно пройтись и немного успокоиться. Так иду с сумкой на плече квартала три, потом все же вызываю машину. Навстречу проносится машина Макарова, и я снова плачу. Вон как, спешит домой… А мне так больно, что хочется выть. Но я подожду до дома. Там наплачусь вдоволь…
В стрессовых ситуациях мой мозг обычно отключается, но тут я словно сгруппировалась. Сидеть в квартирке нет ни сил, ни желания, и я звоню Аленке. Напроситься в гости к подруге — самое первое, что приходит в голову. Она ничего не расспрашивает, лишь уточняет, сухое или полусладкое. Но мне хочется чего покрепче, и Аленка прощается, обещая, что сделает все в лучшем виде.
Скидываю в сумку самое необходимое, вызываю такси и еду на вокзал. Как раз вовремя приезжаю, так как через несколько минут отправляется электричка по нужному направлению. Место не у окна, но мне все равно. В салоне поезда прохладно, и я накидываю ветровку на плечи, на голову капюшон, закрываю глаза и, привалившись к подголовнику затылком, проваливаюсь в тягучий, тревожный сон.
Аленка встречает меня вместе с Милкой. Их привез Армен, Милкин парень. Но подруга отправляет его домой сразу, как мы приезжаем к Аленке домой. Говорить совсем не хочется, и девчонки не наседают. Аленка суетится по кухне, а Милка подливает нам в коньяк кока-колу. Глубокая ночь, но город не спит. Под окнами проносятся машины, в окнах соседних домов все еще горит свет. Я отключила телефон сразу, как приехала на квартиру, сообщив девчонкам лишь что приеду сегодня. И с вокзала сбросила сообщением время прибытия.
За ту короткую минуту, что телефон был включен, повалили сообщения о пропущенных звонках. Но я не позволила себе даже открыть и прочитать, от кого. Может, конечно, по-детски это все. Но мне невыносимо сейчас было бы услышать его голос…
45. Маша
Мои дни проходят почти в затворничестве. Я вру маме, я не договариваю девчонкам. Я сменила номер телефона, чтобы отсечь из жизни Макарова хотя бы на время. Когда придет время возвращаться на работу — буду решать. А сейчас я хочу медленно истлевать в своей боли, и чтобы меня никто не трогал. Я похудела на три килограмма, потому что почти не ем. Просто не хочется. Пью горький чай без сахара или воду. Получаю ежедневный нагоняй от Алены, но даже кусок бутерброда проглотить не могу. Горло словно сковано спазмом. Я больше молчу, чем говорю. Девчонки все так же не в курсе моего настроения. Догадываются, конечно, но не расспрашивают — знают, что сама расскажу, как время придет.
Дни сменяют друг друга с бешенной скоростью. Вот только проснулась, а уже снова пора ложиться спать. Я привидением шатаюсь по квартире Аленки, но так и не могу прийти в себя. Это предательство, которого я совершенно не ожидала. И ведь я не ждала слов любви от Макарова. Просто хорошо вместе, просто классный секс. Зачем она так со мной?
На глазах снова слезы. К горлу подступает противный ком. Да уж… Из-за чего я гроблю свое здоровье? Из-за мужчины, с которым провела пару недель? Так а без него уже прошел месяц, и легче не становится.
Надо как-то входить в колею. Да и на работу позвонить. Больничный что ли взять? Звоню в гимназию, и, к удивлению, трубку берет директор.
— Добрый день, Эливира Константиновна. Это Мария Сергеевна. У меня сменился номер телефона.
— Добрый день. Хорошо, я помечу.
— Могу я взять больничный за свой счет?
— Что у вас случилось? Серьезное что-то?
— Не совсем, — не могу же я ей сказать, что у меня депрессия, и я стала похожа на привидение…
— Хорошо, я распоряжусь, чтобы отдел кадров подготовили документы. Но только вам нужно пройти ежегодный профилактический осмотр.
— Могу я его пройти не в «С»? Я сейчас в «К» нахожусь.
— Да, я скину вам данные клиники, с которой у нас заключен контракт.
— Спасибо, Эльвира Константиновна. Всего доброго.
— Выздоравливайте.
Ну, вот. Одной проблемой меньше. Теперь только надо пойти в поликлинику и открыть больничный. Пусть берут анализы и все такое. Выгляжу я ужасно, поэтому не должны отправить меня без больничного.
В мессенджер прилетает сообщение с адресом клиники, и я, превозмогая свою апатию и нежелание выбираться из своего состояния, звоню по указанному номеру. Вежливая девочка-администратор предлагает пройти осмотр прямо сегодня, и я соглашаюсь. Это вам не поликлиника, где черт знает сколько времени нужно стоять в очереди, и где не поднимают телефонную трубку.
Вхожу в широкий холл. Потолки высокие, метров пять. И мне кажется, что моя грудь впервые за все время моего пребывания в городе, наполняется воздухом. Дышу — не могу надышаться. Здесь нет горьковатого запаха антисептиков, пахнет свежестью и чем-то сладковатым, но меня начинает подташнивать.
Девушка за стойкой рецепции быстро оформляет документы и дает распечатку с номерами кабинетов. Иду к первому в списке — процедурному.
— Анализ будет готов через пару часов. Как раз успеете забрать после медосмотра, — улыбается молоденькая медсестра и вводит иглу мне в вену. Совсем не больно, хотя уколов я боюсь с самого детства. В сгибе локтя ощущается небольшое жжение, и медсестра прикладывает к месту укола спиртовую салфетку, залепливая пластырем.
Иду к следующему кабинету, потом к следующему.
Врачи четко и по делу задают вопросы, проводят осмотр. В последнем кабинете сидит строгая женщина в ярко-белом халате. Она окидывает меня взглядом поверх стильной оправы очков и приглашает раздеться за ширмой.
— Сколько полных лет?
— Тридцать четыре, — отвечаю на автомате.
— Роды, аборты, беременности?
— Не было.
— Половая жизнь со скольки лет?
— С девятнадцати.
Снова поднимает на меня взгляд. Становится неуютно.
— Чем предохраняетесь?
Замираю, подняв ногу, чтобы стащить штанину, и чуть не падаю. Ловлю равновесие.
— Ничем.
— Двойка вам по контрацепции, Мария, — говорит она, продолжая вводить данные в компьютер. — Ложитесь, — кивает мне на гинекологическое кресло. Расстилает одноразовую простынь и ждет, пока я устроюсь. Смотрю в потолок, пытаясь осознать, в какой момент мои мозги перестали функционировать… Я ведь была всегда сознательная.