- Ну, последний раз. Попробуешь и всё.
- Нет. Ты говорила. Я тебе расписку написал.
- Расписку? Вот твоя расписка. Вот. Вот. Вот. - Она вдруг рухнула на диван и зарыдала.
- Ма, ну, что ты?
- Я всю жизнь, вот этими вот руками печатаю, печатаю, корплю как проклятая. Всё надеюсь, что ты у меня играть научишься, музыкантом станешь. А не станешь - тоже не беда. Знаешь, как в компании ценятся те, кто играть умеет? Жену найдёшь интеллигентную, высшее образование получишь. - Она притянула мою голову. - Пойми, ну не задалась у меня жизнь, но у тебя то, у тебя всё по-другому должно быть. Пожалуйста, пусть у тебя всё по-другому будет. Пусть не как у меня, а? Ты же у меня умница. - Голос её зашелестел как сухой ветерок. - Сильный вон ты какой. Будешь жить хорошо. Семья будет. Дети. Любовь. А? Ну? Давай попробуем. Последний разик, а? Получится. У тебя всё получится, вот увидишь.
- Ну, хорошо! - Я вскочил, вырвался из её рук. - Хорошо. Хорошо! Я буду играть на твоём ублюдочном пианино. Я буду знакомиться с учеными девками. Я буду есть с салфеткой под воротником. Я буду, буду, буду. Хорошо. Только ты отстань от меня. Отстань со своими завываниями. Надоела. Ты мне надоела.
Хлопнувшая за мной дверь оставила её в комнате и дала мне сладкую свободу. Свободу от всего. Свободу быть таким, как я хочу. «Я буду... Я буду... Но не так, как хочет она. Никогда не буду тем, кем она меня хочет видеть. Никогда. Не хочу. - Я размазывал выступившие на глаза слёзы. - Никогда»
***
Ольга - так её зовут. Прожили мы долго - целых две недели. Я так долго ни с кем не мог жить. Становилось скучно. А с ней почему-то - другое дело. И классику она, как и я, очень уважала. И музыкальную школу - полную, всю - закончила!
Я купил пианино. Нет, не для неё, конечно, для себя. Ну, правда - четыре года учился, что всё зря? «Элизе» - так называлась последняя пьеса, которую я играл. Ноты купил. А когда тащили пианино - весь подъезд на ушах стоял - никак не втискивалось. Странно, когда-то грузчики очень легко вынесли такое же из нашей квартиры, а это, сейчас, не влезает и всё. Поцарапали даже. Короче, я за сто баксов подъёмный кран даже нанял. Еле через окно затянули. Ну и здоровое, блин.
Начал я эту, «Элизе», учить. Помню что-то ведь, а, помню! Пальцы вот только - толстые, искорёженные, некрасивые, еле двигаются. А у Оли - тоненькие, как по клавишам забегали, мне чуть... Я на неё набросился, полночи кувыркались. Спать я потом совсем не хотел. Подойду, открою, кончиками пальцев проведу по клавишам. Беленькие - чистые, как снег, чёрные - блестят. Будто белая кость и чёрная кость вместе живут и в гости друг к другу ходят. Ну, вообще-то, в жизни всё не так. Все норовят из себя аристократов выгнуть. А тут... Рядышком лежат, и всё у них вместе, и всё ладненько так. Поставил я ноты и тихонечко наигрывать стал «Элизу» эту. Потихоньку. Та-ра-ра-ра-ра-ра-ра. Да. Пошло. Медленно, но пальцы помнили все, что я учил когда-то в детстве.
Потом снова трахались. И так беспробудно. Под музыку. Два-три-четыре раза. Я на извоз перестал работать - постель да постель. Только... Я не знаю как это сказать... Всякий раз я оказывался головой между её ног. Она брала мою голову и туда. Ей так всё время нравилось. А мне... А мне так тоже легче было.
Она не из Питера. Филолог. Жить в общаге - сами понимаете. Был у неё там комендант. Любил, говорит, её. В двухместную комнату отрядил, с соседкой. И с деньгами туго, в общем, не сахар. Я понимаю - может, поэтому она за меня и ухватилась. А мне по барабану. Пусть. Ни жениться, ни детей я не планирую. На семью шустрить надо. Может, когда снова в охранную контору пойду. Но сейчас я себе отпуск выписал. Разрешил - делай, что хочешь. А хотел я только её. И слушать, как она играет, и самому играть музыку, которую не доиграл в детстве. Так эти две недели и прошли. Играл, трахался, играл, ел, трахался. И привыкал быть с ней. Я всё делал так, как хотела она. Никогда в жизни не было со мной такого. Никогда.
***
Репетиторша, которую мне наняла мать, была студенткой консерватории. Она прекрасно поняла, что Рихтер из меня не получится, но не это было главным основанием, для того, чтобы всё основное время, она учила меня совсем другим вещам. Это случилось во второе её посещение нашего дома. Она явилась в короткой юбке и мне, шестнадцатилетнему бугаю, было практически невозможно отвернуться от неё и смотреть в ноты. Она громко разъясняла постановку пальцев при арпеджио. Медленно придвинулась ближе, её улыбка дышала мне прямо в ухо. Я остановился, она замолчала и, глядя в глаза, медленно села на мои колени. «Вам всё понятно?» - спросила она. Это было понятно. Через полчаса, звонок в дверь заставил нас быстро, как при пожаре, навьючить на себя всё, что было раскидано кругом. За ней заехал её муж. Дураком надо было быть, чтобы не понять, что тут произошло. Я думал, что он не понял. Правда, потом оказалось, что не понял я. После того как мои пальцы, зажатые дверью его автомобиля, затрещали в суставах, заглушая даже включённую на полную громкость, тяжёлую металлическую музыку. Пожалел он меня. Пальцы ничего не чувствовали, но двигались и даже немного сгибались. Спасибо, мужик. Правда, я и сам не подкачал - сквозь боль скрутил его и в багажник. И «хэви металл», что ему так нравился, погромче сделал. Пусть лежит, наслаждается.