Силов повернулся и, похоронив очередной окурок, внимательно посмотрел на Николая. Даже поймал себя на мысли, что именно так он смотрит на оркестранта, когда тот в очередной раз издает звук, разрушающий в дирижере гармонию и величие музыки. Это подействовало. Лох кисло улыбнулся и подвинул Виктору бокал невыпитого коньяка. Себе налил водки, которую незаметно принесла официантка… Выпили не чокаясь, а слегка отсалютовали друг другу посудой. Силов, в свою очередь, подвинул тарелку с сыром Николаю, а сам поднес к носу дольку лимона и держал ее перед собой, слушая исповедь человека, который самостоятельно определил себя как лоха или мудака. Исповедь Николая, покрытого оспой, оказалась обычной тоской и откровением неудачника в женском вопросе.
— Понимаешь, может, и я не привязывал к себе, у меня это плохо получается, но привязался сам — это точно… Я же любил! Я ее любил с первого курса! С ее первого курса! Я у нее вел дошкольное воспитание. То есть уже лет десять! А женаты мы шесть. Понимаешь, мне не нужна была женщина… Ну, в обычном понимании — встречаться, сношаться, расходиться… Я искал мать моих будущих детей! И Светка была единственной студенткой, кто ходил на все лекции. Тем более что я заранее всем сказал, что буду ставить автоматом. А ради нее я даже программу изменил — искал примеры, исследования новые. Это сейчас уже можно найти в Интернете немецкие и финские опыты. А тогда это никому на хер не нужно было, а она слушала и записывала. Когда рассказывал, ну пересказывал, истории из Диккенса, Светка плакала — они, кстати, до меня и не знали, что у Диккенса есть такое. Не читали они ни фига! Вообще!
Силов перестал нюхать лимон и достал сигарету. Но прикуривать ее не захотел, а держал во рту для имитации. Николай налил водки и потянулся за коньяком для Виктора. Силов отказался, помахав ладонью. Несчастный настаивать не стал. Выпил, съел сыр и продолжал:
— Однажды она вообще пришла ко мне одна. То ли праздник какой был, то ли всех погнали куда-то на встречу с шишкой какой-то, не помню. А она пришла — мы посидели, похихикали, и я ей предложил посмотреть кино. У меня дома. У меня были фильмы — хорошие, настоящие. Она согласилась, мы пошли ко мне. Я включил ей «Амаркорд», ты смотрел?
Силов кивнул.
— Там, конечно, не про дошкольников, но восприятие юного человека там очень сильно показано — на все пофиг, кроме секса… Когда мы смотрели, я понимал, что ей тоже это интересно. И думал, вот она-то и подходит мне!
— Переспали? — Виктор поддержал разговор только затем, чтобы продвинуться дальше в этом рассказе, минуя все эти идиотские переживания.
— Тогда? Нет, ты что! Тогда мы только смотрели, я останавливал фильм и рассказывал ей психологию мальчишек. Ведь это же была практически лекция… Да и потом мы редко это делали — я берег ее для детей…
— Понятно, — стало уже неинтересно. — Педагог?
— Ну да, преподаю в педе. И еще работаю психологом в детском центре. Там деньги неплохие — сейчас это актуально. Особенно у состоятельных родителей. Дети растут, знаешь, как следствие родительского менталитета…
Николай замолчал, потянулся было за водкой. Держа почти пустой графин, спросил:
— А ты что делаешь?
— В смысле? — Силов вдруг очнулся от вопроса.
— Ну, работаешь?
Виктор как-то собрался, потянулся к Николаю, внимательно осмотрел все, что представляло лоха выше стола, потом откинулся за пальму и произнес, слегка растягивая слова:
— Я не работаю… Я вопросы решаю, чувак, — Силов сам не ожидал от себя такого ответа. Но что-то внутри его запрыгало от этой странной игры, захотелось продолжать. Художественной натуре много не надо — маленький импульс, и все изменилось вокруг: перед нами уже не уставший дирижер, а спокойный, вальяжно самоуверенный тип…
— Ты бандит? — Николай подвинулся так близко, что, казалось, влажная ладонь бугристого лица облепила всего Силова.
— Нет, — закуривая, выдавил из себя играющий в какую-то игру Виктор Силов, — не бандит.
— Киллер?
Николай совсем прилип к Силову. Между ними только тонкие пальмовые листья пытались разграничить пространство каждого. Полускрытое ими лицо Николая сейчас глядело в Силова одним глазом и так близко, что можно было разглядеть самого себя в отражении зрачка… Виктор молчал, держа сигарету за окном. Лох-педагог хотел было еще податься вперед, но уже листья не давали такой возможности:
— Дорого?.. Дорого это стоит?
Силова понесло…
— Полтинник, — он зачем-то придумал именно эту цифру. Хотя пятьдесят — число, которое полностью овладело Силовым в этот день.