Эгава не ударил лицом в грязь перед гостями. За его спиной оруженосец, вытянувшись в струнку на коленях, высоко держит самурайский меч дайкана – знак военной силы и благородной кары. Вокруг дайкана расположилась целая орда в мундирных халатах, видны за ней и другие мечи. Почти все эти чиновники – полицейские. Вся важность мобилизована с обеих сторон напоказ, и в уважение друг другу, и при этом же – на страх.
Когда приветствия, представления обеих свит и поздравления по случаю благополучного прибытия и встречи закончились, адмирал заявил:
– Теперь, господа, займемся делами!
– Это очень приятно и понятно. Японцы готовы к делу, как всегда! – ответил Эгава-сама.
Матросы подняли ружья. Аввакумов аккуратно свернул знамя. Почетный караул ушел. Путятин отпустил часть офицеров. Ушла японская охрана. Чиновники остались на местах, – видно, каждый мог пригодиться для дела.
– Я вам говорил в Миасима семь дней тому назад, – начал Путятин, – что нам потребуются умелые плотники, кузнецы, а потом медники. Мы уже представили вам вытесанные из леса нашими мастерами лекала тех частей корабля, которые понадобятся. Нам также срочно нужен лес, бревна для постройки стапеля, на котором и будет заложен сам корабль. Описание стапеля мы вам представим с перечислением нужных для этого заготовок, с указанием веса и размеров. А где же лес?
– Лес заготавливается в долине за горами. Доставлять лес оттуда очень трудно, – ответил Эгава, – но замедления не произойдет. Лес будет спускаться по реке в море и плотами доставляться в бухту Хэда. Часть бревен уже доставлена в Хэда, и просим назначить офицеров для оценки и приема каждого бревна в счет долга, по которому посол России после войны обязался заплатить золотом.
Путятин велел Пещурову записывать. Для приемки материалов назначалась комиссия из офицеров, боцмана и мастеровых.
– Вокруг деревни на горах строевой лес. Сосны пригодны не только для постройки стапеля, но и для корабля, – сказал капитан.
– Если рубить здесь, на месте, то очень удорожается цена бревен, – пояснил Эгава.
– Но почему же? Мы сами смогли бы в таком случае выбрать и рубить деревья, – заговорил лейтенант Александр Колокольцов, которого адмирал представил японцам как заведующею строительством корабля.
– Пустые отговорки! Боятся, что выйдем за пределы деревни! – сказал капитан Лесовский.
Эгава пояснил, что кузнецов еще нет, но они идут в Хэда, прибудут через два дня.
– А за все материалы, – продолжал адмирал, – после войны русское правительство заплатит золотом. И вы, дайкан, это знаете.
Эгава сделал вид, что сконфузился, но тут же сказал:
– Если посол уверенно говорит, то мы очень благодарим. Мы немедленно готовы начать работу.
– Это хорошо!
– Япония очень бедная страна, – как бы извинился Эгава.
Взор адмирала вышел из туманной дали и уперся в Эгава, щеки вспухли, казалось, дыбом поднялись бакенбарды и волосы на голове.
Эгава поспешил поблагодарить.
– Ну, господа, – беря себя в руки, строго и повелительно оглядывая собрание, продолжал Путятин, – у нас еще нет места под площадку для постройки судна...
Эгава ответил, что готов отправляться на осмотр места. Лодки ждут.
– Лодки или площадка? – спросил Александр Колокольцов.
– Площадка должна быть на берегу? – в свою очередь спросил дайкан.
– Да.
– А-а! – разочарованно ответил Эгава. Он, конечно, догадывался теперь, что площадка может быть только на берегу.
По желанию князя Мито, противника немедленного открытия страны, Эгава строил в это самое время второе судно европейского типа, желая доказать, что японцы могут сделать все сами, но строил поодаль от берега моря.
Глава 8
ОТА-САН
– Но есть дело не менее важное, чем выбор площадки для постройки корабля, – заявил Путятин, – и оно также должно быть решено сейчас.
Напор Путятина, ко всеобщему удивлению, не ослабевал, а усиливался, хотя уже минуло обеденное время и все стали уставать, а посол еще только входил в дело.
Все японцы замерли. Не шелохнутся их мечи, шелка и бумаги.
Путятин помолчал. Лицо его обмякло, он повел носом, поморщился. Посол, конечно, добрый и очень хороший человек, но как уже старый, уверенный в себе чиновник. Нос его, толстый, казался добрым, и, вероятно, ему хотелось такой толстый нос почесать, что сейчас было бы неприличным.
– Объясните, Александр Александрович, – обратился адмирал к Колокольцову.
Все видели, что у адмирала очень хорошие офицеры. Высокие, тонкие и очень сильные. Эти люди как самурайские сабли. От мецке сообщения прибывали регулярно, когда все эти помощники адмирала умело и храбро несколько дней боролись с волнами во время гибели «Дианы». Знали Сибирцева. Он входил вчера во главе войска в Хэда. Знали Ширигу-сама, переводчика. Еще есть Сюрюкети-сама, черный, как японец, очень похожий на японца. Еще сенсэ – капитан. Пещуров – красивый племянник адмирала и его приближенный адъютант. Молодой Елкин с белыми волосами, как совсем седой, – он снимает карту. Наконец, сегодня всеобщее внимание адмирал обратил на Колокольцова. Высокий, тонкий, гибкий, глаза смотрят не просто, а очень требовательно и воинственно. Молодой и чувствует за собой покровительство посла, не скрывает этого. Такие молодые чиновники у японцев есть в высшем правительстве из числа обнаруживших при экзамене гениальные способности. С такими же глазами, обещающими решение всех задач. Их после экзамена сразу назначают на необыкновенную должность. Конечно, гений не признается, если нет знатных родственников или покровителя. Словом, если за гения не хлопочут. Таким гением в современной Японии является канцлер, глава правительства бакуфу Абэ Исе но ками, воевода Нее. Ему исполнилось тридцать семь лет. На неподвижной должности, где важность обязательна, он ужасно разжирел и теперь может умереть. Колокольцов моложе Абэ, крепкий, как железный прут, совсем без жира, шея высокая, скулы похожи на японские, но славянские глаза под темными бровями.
– Прежде чем строить корабль, – заговорил лейтенант, разворачивая перед собой александрийский лист, на котором была изображена путаница из продольных и поперечных зарисовок частей шхуны с массой ребер и балок, словно у скелета кита или морской коровы, – нам нужно большое помещение, просторный дом, или хороший, светлый сарай, или храм для такого же, но большего чертежа, который будет в размер строящегося корабля. На чертеже будет показан весь корабль в натуральный размер со всеми частями.
Переводчик Хори Татноскэ добавил, что это та основа, тот план, без которого в европейской цивилизации не обходится ни одно дело.
Теперь понятно, почему назначен Колокольцов. У него тон учителя китайских иероглифов. Такой сорт людей известен. Это ученые, они любят показать превосходство над практиками, они есть при каждом деле и в Японии. Они все начинают с бумаги и не признают того, что не записано или не зарисовано. Очень молодой, но ученый.
Очень приятно, что многое оказывается совершенно одинаково у соседних народов. Хотя, кажется, Конфуций учил, что умный человек не может быть ученым, а ученый человек не может быть умным.
Японцы посоветовались между собой, и Эгава ответил, что все храмы заняты под жилье морских офицеров. Также под квартиры помогающих чиновников. Есть только один свободный храм, одиннадцатый по счету, новый, находится за большой рекой, почти в лесу.
Колокольцов взял еще один из чертежей, поменьше, и, развернув, показывал с рук.
– Так следует вычертить все части судна... Это...
– О-о! О-о! – прокатилось по рядам чиновников, и тут же все дружно рассмеялись, видя, что эбису пользуется палочкой для еды как указкой.
– Чертеж судна со всеми его частями должен быть в натуральную величину, не меньше и не больше. Это особенность европейского судостроения. Нельзя строить корабль, не имея плаза с чертежами и не имея чертежной. Она должна находиться вблизи работ, а не в лесу или за рекой. Мастера и плотники должны сверять размеры обрабатываемых ими частей с чертежами в натуральную величину. Присутствуют ли здесь мастера-плотники? – спросил Колокольцов.