Ну что тут ответить? Симонетта лишь слабо улыбалась.
— Там все в сборе: Пульчи, Бонивьени, Агостино, Кардиере… Пойдем в гостиную? Или пусть они сами развлекаются, как могут? А мы погуляем в зимнем саду. Или поднимемся ко мне?
— Потом. Сначала я поздороваюсь с твоими друзьями.
— И твоими тоже…
Звучали жизнерадостные куплеты. Басовито хохотал Луиджи Пyльчи над эпиграммами Полициано. Разговор в его естественном течении то заносило в божественные выси чистейшего разума, то прибивало к темам весьма фривольным. Симонетта не без удовольствия внимала ему, но сама молчала. Словно отделена уже была от земного общества прозрачной стеной венецианского стекла. А если обращались к ней, ожидая подтверждения своим мыслям, ласково кивала в ответ.
Но в беседе возникла пауза. Кардиере потянулся за виолой, Полициано вскочил, чтобы засвидетельствовать свое почтение донне Лукреции. И Джулиано увлек Симонетту в свои покои. Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
— Господи, ты легка как пушинка! — воскликнул он.
«Это оттого что жизнь уходит от меня», — подумала Симонетта и прильнула к груди любимого.
Казалось, ее нежности и страсти нет предела.
— Когда мы увидимся снова? — спросил Джулиано, усаживая ее в карету. — Если ты опять оставишь меня на две недели, я просто не доживу до встречи.
— Я, правда, не знаю. Все в милости Божьей.
— Не желаю надеяться на Всевышнего! Буду ждать тебя с завтрашнего утра.
Он сел рядом, взял ладошки Симонетты в свои руки, стал согревать их поцелуями. Ах, почему так коротка дорога до деи Серви?
Симонетта протянула руку, чтобы дернуть за кисточку дверного колокольчика, и тут Джулиано заметил сверкающие в свете фонаря капельки на щеках возлюбленной.
— Постой! Ты плачешь? Что с тобой?
— Я? Нет. Это дождик. Обычный дождь. Ведь декабрь уже… Может быть, он перейдет в снег. И тогда на Рождество станут лепить львов…
Улица была пустынна. Джулиано губами прикоснулся к ее щеке.
— Слезы. Я не могу отпустить тебя в таком состоянии!
Но звон уже поднял задремавшего слугу. Скрипнула открываемая дверь.
— Всего доброго, — шепнула на прощанье Симонетта и скрылась в доме. Джулиано же никак не мог покинуть скудно освещенную площадку. Подошел к карете, поглядывая на темные окна. Вот затеплился огонек в комнате Симонетты. Она приблизилась к стеклу, помахала Джулиано рукой и, теперь уже окончательно, исчезла вглуби…
Снег действительно скоро выпал. А потому маэстро Тосканелли, с трудом переносивший холод, долго не мог собраться, чтобы навестить сера Анастасио. Америго-то к учителю забегал, но у него на все вопросы о домашних ответ был коротким: «Все хорошо».
Какое-то беспокойство не оставляло Тосканелли, и он, сняв любимый турецкий халат — сколь яркий, столь и уютный, — облачился в темный плащ с капюшоном из толстого сукна и, покряхтывая, отправился к дому Веспуччи.
О его прибытии возвестил радостный лай Амора. Симонетта давно ждала прихода маэстро и боялась его. Знала, что это не та болезнь, которую время может вылечить. Все труднее становилось скрывать от Лены и свекра тяжесть своего состояния. Горничная, увидев однажды шелковый платочек донны в алых брызгах, округлила глаза и хотела что-то спросить, но, переведя взгляд на исполненное страдания лицо госпожи, прикусила язычок.
Симонетта уж собралась просить Боттичелли пригласить Паоло Тосканелли, памятуя о том, что Америго, встречающийся с маэстро, во время прошлой болезни ее отказался беспокоить учителя по таким пустякам. Но, слава Богу, Тосканелли — мудрый и деятельный — наконец появился. Откинул капюшон, обнажил лысину в веночке седых кудрей, стряхнул снежинки с плаща, уронил его в готовно подставленные руки камердинера и потребовал отчета о жизни.
Сер Анастасио, улыбаясь, стал докладывать о своих делах. Америго ввернул, что получено известие от Марко: не иначе как к Рождеству будет дома.
— Совсем от рук отбился, — сказал про старшего сына сер Анастасио.
— А как наша милая Симонетта? — поинтересовался доктор.
— Да все также, — пожал плечами Америго. — Сейчас спустится — сами у нее спросите. — И заговорил о новой конструкции аркебузы, которая стреляет невиданно далеко.
Но Тосканелли слушал вполуха, а завидев донну, тут же поспешил ей навстречу:
— Как самочувствие?
— Плохо, — почти беззвучно ответила она. И прошептала: — Мне хотелось бы поговорить с вами наедине, маэстро Паоло.
— Конечно, дорогая, — быстро проговорил он и обернулся к приятелю: — Анастасио, ты не взревнуешь, если я посекретничаю с твоей невесткой несколько минут?