Джулиано не хотел продолжения связи. Он не упрекал себя за податливость красивой женщине — не зря более года погружался в философию Древней Греции и Востока. Но Лена просто не нужна была ему.
И — о Господи! — разве можно выливать на себя столько духов? Парфюмерная лавка, а не донна.
Лена же все не оставляла надежды. Ее не прогоняли — и это главное. Она готова подождать. Она предположила, что Джулиано нравятся светловолосые женщины, а потому стала проводить часы на солнцепеке, надев специальную шляпу без верха, но с большими полями, защищающими от лучей лицо, так что кудри, смазанные специальным составом, выгорали на солнце.
А Джулиано словно не замечал… И тут Всевышний, должно быть, услышал молитвы Лены. Она поняла, что зачала от Джулиано в ту, единственную, ночь. Ей хотелось петь и плясать — теперь-то он никуда не денется. Медичи никогда не откажутся от своего потомка, даже если он рожден вне брака. А может, удастся настоять на нарушении обета безбрачия Джулиано — такое случалось! — и стать законной его супругой. Она подождала месяц-другой и решилась обрадовать будущего папашу. Но Джулиано — странно — остался почти равнодушным. Слегка нахмурился, и будто смирившись с неотвратимым, вздохнул: «Что ж поделать?»
Лена была горда своим положением, ходила с высоко поднятой головой, ничего не скрывая. Лиони, до того относившиеся к ней, как к бедной родственнице, нуждающейся в приюте и помощи, старались теперь выполнять любую ее прихоть — шутка ли, дитя самого Медичи вынашивает. На Рождество она рискнула заговорить с Джулиано о признании им ребенка. Он кивнул, сказал, что, когда появится тот на свет, тогда и решать, мол, будут, спешить некуда. Встречались они редко, большей частью в монастыре, где все еще немало времени проводил Джулиано. Там он передавал Лене очередной кошелек с флоринами, чтобы ей не приходилось отказывать себе в хороших продуктах и новых удобных платьях.
Боттичелли давно вернулся. Дорога в его дом для Лены была заказана. Она подозревала, что Джулиано по-прежнему бывает в мастерской. Но ни слова не говорила ему, чтобы не раздражать лишний раз. Да и сама старалась не думать об этом, предпочитая проводить дни в приятных мечтаниях о ближайшем лете, когда сын — а стрега уверяла, что родится именно мальчик — улыбаясь отцу и бабке, донне Лукреции, окончательно растопит их сердца, и все в конце концов встанет на предназначенные судьбой места, а она добьется заслуженного исполнения своих чаяний. Счастье было совсем рядом. Но…
Далее, стараясь по возможности следовать истине, обратимся к свидетельствам очевидцев описываемых событий или историков, повествовавших о них вскоре после свершившегося. Вот что оставили нам поэт Анжело Полициано, хронист Ландруччо, посол французского короля Людовика XI Филипп де Коммин, приехавший во Флоренцию помочь Медичи, которым искренне сочувствовал, а также Никколо Макиавелли, создавший «Историю Флоренции».
Как уже было сказано, Сикст IV всячески осыпал милостями семейство Пацци и искал любого случая ущемить Медичи. Синьория во всем поддерживала Медичи и высказывалась против Пацци. Те, со своей стороны, проявляли недовольство в речах оскорбительных, полных презрения, поскольку были уверены, что во всех их притеснениях повинны Медичи и, прежде всего, Лоренцо.
Джулиано неоднократно выражал негодование своему брату, убеждая его оставить Пацци в покое: мол, когда желаешь приобрести слишком многое, можно потерять все. «Не отвечай на зло злом, его и не прибавится», — говорил он. Однако пылкий Лоренцо продолжал упиваться властью и отстаивал свои решения. Но Пацци, памятуя о собственном знатном происхождении и богатстве, отказались далее терпеть.
Франческо Пацци с другом своим Джироламо Риарио, племянником Сикста IУ, решил поставить на карту все и произвести переворот, а для этого нельзя было оставлять в живых Лоренцо и Джулиано. Франческо втянул в заговор папского кондотьера Монтесекко, добродетельного и осмотрительного главу дома Пацци — мессера Якопо, несколько других семейств. Даже Веспуччи, давно затаившие вражду к Медичи, передали деньги для найма тридцати арбалетчиков.
Папа тем временем возвел в сан кардинала внучатого племянника Рафаэлло Риарио, обучающегося в университете Пизы. И заговорщики вздумали привести того во Флоренцию, чтобы создать ширму для преступления, ибо к свите кардинала легко было присоединить участников заговора, еще не находившихся во Флоренции. Лоренцо, следуя этикету, вынужден был пригласить высоких гостей в свою виллу во Фьезоле. Но случайно, а может быть — сознательно, Джулиано туда не прибыл. И Пацци, надеявшиеся совершить злодеяние во Фьезоле, отложили завершение его на пасхальное воскресенье. Дальше тянуть было нельзя — в тайну оказалось посвящено слишком много людей, и она не могла не раскрыться. Местом нападения был избран собор Санта-Репарате, где братья Медичи обязаны были появиться, так как туда собирался прибыть кардинал. Предательство и святотатство!..