Нотариус заверял документ — список подарков жениха Марко Веспуччи невесте Симонетте Каттанеа: «…венок из павлиньих перьев в серебряной оправе с жемчугом, золотыми листьями и эмалевыми цветами; красный пояс, вышитый золотом; жемчужное ожерелье; белое камчатое платье, отделанное куньим мехом; платье светло-голубое с рукавами из александрийского бархата; тридцать носовых платков; молитвенник; две нитки крупных кораллов; шесть шелковых чепчиков; ящик с булавками; два гребня из слоновой кости…»
Ну что ж, все — как и быть должно. Приданое невесты не беднее. Не считая одежды и драгоценностей, Донато Каттанеа дал за доченькой тысячу золотых флоринов, о чем и записал в брачном договоре сер Риццони.
По генуэзскому обычаю свадьбу праздновали четыре дня подряд. Все это время слилось для Симонетты в один бесконечный миг, подернутый пеленой тумана. Церковное благолепное торжество перешло в шумное гулянье. Музыканты играли, сменяя друг друга. Гости, устав танцевать, начинали петь. Проголодавшиеся угощались всевозможными яствами, но ни вина, ни конфет им не предлагали — в городе существовало поверье: поднесешь вина и конфет — распрощаешься с этим человеком.
Комната, в которой увядающие цветочные гирлянды сразу заменялись новыми, все ждала новобрачных — лишь на четвертую ночь разрешалось мужу ввести сюда нареченную.
Лена с Эммой помогли Симонетте снять жесткое от золотого шитья платье, расплести волосы, извлечь из них жемчужные заколки, золоченую тесьму и гребни, удерживающие сложную прическу. Музыки уже не было слышно. Эмма клевала носом, намаявшись в свадебных хлопотах. Лену же не оставляло возбуждение, и она, расплетая одну из косичек, лишь сильнее запутала длинные волосы Симонетты. Та морщилась. Марко, еще в полном облачении наблюдающий за церемонией, протянул руки, чтобы помочь разобрать прическу, но Лена с нервным смешком отвела прочь его ладони, казавшиеся слишком грубыми для столь тонкого дела. Наконец волосы были расчесаны и снова заплетены в мягкую шелковистую косу, отливающую струящимся золотом. Эмма поправила белоснежную рубашку на плечике Симонетты, Лена поцеловала подругу на прощание, и они удалились, оставив молодых наедине. Симонетта сидела, не поднимая глаз. Марко почувствовал, как повлажнели его ладони. Все время окруженные гостями и родными, они не перемолвились и десятком фраз. Но сколько же можно тянуть? Он попробовал сам справиться с застежкой, скрепляющей нарядный накладной воротник. Не тут-то было! Ах, этот чертов Альдо! Всегда считался надежнейшим слугой. А тут не смог потерпеть еще. Упился все ж в последний вечер. Марко не привез больше никого с собой. Синьор Донато, правда, предложил своего камердинера для обслуживания, но Марко чем-то не приглянулась его физиономия, и он сказал, что сам обойдется. Вот теперь приходилось нелепо изгибаться, прихватывая неловкими пальцами ускользающий шарик застежки. Наконец он взмолился:
— Не сидите же изваянием, Симонетта!
Она подняла на супруга удивленный взор:
— Я решилась на этот шаг, на замужество, более для вашего удовлетворения, чем по какой-либо иной причине, и потому жду ваших приказаний.
— Ну, тогда помоги мне, милая, избавиться от этих пышных облачений.
Она неторопливо приблизилась и, все дольше оттягивая ужасный момент, медленно стала выпрастывать пуговицы из узковатых отверстий.
Симонетта смутно представляла, что ей предстоит. Пылкая нежность Мартина была желанной. А теперь… Ну что ж, она потерпит. Все близкие желают ей только добра…
Но происшедшее оказалось слишком мучительным. Ей, с трудом переносившей даже укол иглой во время шитья, никогда не приходилось испытывать и малой толики боли, пронзившей всю ее. Не хватало воздуха… Душа Симонетты, пытаясь облегчить страдания, на какое-то время покинула свою обитель, и Марко вдруг испугался, отодвинулся от бездыханного тела, вскочил с постели, ощупью налил в бокал воды, подкисленной лимонным соком, обрызгал лицо Симонетты, кончиком полотенца протер лоб, щеки, смочил губы. Она поморщилась, открыла глаза.
«Прости!» — произнесли одновременно он и она. Марко улыбнулся совпадению, она — нет.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Дом Веспуччи на деи Серви обновлялся к приезду юной генуэзской донны. Сандро Боттичелли, живший неподалеку, завершал серию картин для украшения круглой гостиной. И вот наконец они вставлены в ореховые рамы и размещены на стенах в виде бордюра и шпалер.