— Но я слышал…
— Ты про Теодору… — поморщился сер Анастасио, — мальчуган у нее здоровенький, но какое воспитание он получит в деревне? Забрать к себе? Она не отдает ни в какую, да и Симонетте, боюсь, это не понравится.
— В общем, вы не против? Донна сейчас во Флоренции или еще за городом?
— Неделю как дома.
— Она сможет приходить в мастерскую?
— А не лучше ль у нас? Или полотно велико?
— Нет-нет, отнюдь.
— Только не подумай, дорогой Сандро, что мы держим Симонетту взаперти или не доверяем тебе…
— Ее могли бы проводить слуги.
— Дело не в этом. Донна слишком скромна, не любит посторонних рядом.
— Но я же, так или иначе, буду возле!..
— Домашняя обстановка, знаешь ли, привычнее. Так мы договорились?
— Будь по-вашему.
И не откладывая надолго, предупредив с вечера о своем приходе, одним из ясных осенних дней Боттичелли с коробкой темперы и небольшим холстом, на котором уже угадывался облик святой Девы, явился в дом Веспуччи.
Марко, был в отъезде. Симонетта вошла в залу, сопровождаемая Леной и Америго. Сандро, как большинство художников, не любил праздных зрителей во время работы. Но не выгонять же хозяев. Если б в своей мастерской… Он расставил баночки с темперой, достал кисти и начал сосредоточенно прописывать темный фон.
— А Симонетта? — разочарованно спросил Америго.
— Всему свое время, — глубокомысленно ответил Сандро, и юноша, потоптавшись возле и заскучав, отправился по своим делам.
Лена же тихо сидела в уголке, и Боттичелли, увлеченный работой, вскоре забыл о ее существовании. Он попросил вчера, чтобы Симонетта надела розовое или сиреневое платье. Все правильно. Оно мягкими складками стекало на пол. Теперь плащ… Большой кусок плотного голубого шелка должен был послужить верхним одеянием. Сандро сначала накинул его на голову донне. Нет, конечно, нет! Золото волос должно светиться на черном фоне! И легкий нимб… Голову мы прикроем самой прозрачной тканью.
— Донна Симонетта!
— Я слушаю, синьор Алессандро…
— Зовите, как все, Сандро. Завтра, пожалуйста, не велите горничной укладывать волосы так сложно. На затылке соберете в узел, чтобы не мешали, а по щекам пусть падают естественно. Хорошо?
Симонетта кивнула.
— А плащ, то есть этот шелк, придерживайте у горла. В правую же руку возьмите святое писание. Да что я вам говорю?.. Посмотрите на набросок. Вот. Постарайтесь принять именно такую позу.
Как хорошо, что он не ошибся. Он предчувствовал. У донны, у этой девочки, врожденная грация, благородство. Так верно ухватить суть замысла!.. Одно из двух: или в ней таится великая актриса, или именно образ девы Марии столь близок ей.
— Прекрасно! — воскликнул Боттичелли, но тут же насупился, чтобы не возомнила лишнего Симонетта.
— Как устанете — скажите…
И ничего кроме красок и модели больше не существовало для художника. Забыл про время. Но вдруг показалось ему, что дева Мария качнулась. Он пристальнее глянул на побледневшее лицо.
— Что?
— Нет, нет, ничего…
Она смертельно устала, и левая нога, едва носком касавшаяся пола, давно подрагивала.
— Но я же просил!.. — Сандро позволил себе проявить недовольство: — Святая Дева должна пребывать в ясной радости, а вы…
— Я, и правда, всегда устаю быстрее других, — извиняясь, попробовала улыбнуться Симонетта.
— Простите, ради Бога, — опомнился Сандро. — Это я виноват! Да меня самого заставьте замереть — я и четверти часа не выносу. Мышцы затекли? Бедняжка… А вы попрыгайте!
— Как? — не сразу поняла его Симонетта.
— Очень просто. Я рисовал святого Себастьяно для Лоренцо Медичи, так Джованни, служивший натурщиком, через каждую четверть часа прыгал на одной ножке и даже кувыркался, разминаясь. Иначе не мог — говорил, что деревенеет.
Сандро тут вспомнил про Леонардо да Винчи — как тот в пух и прах разнес его Себастьяно за отсутствие муки на лице, за слишком гладкое тело, которому не больно от впившихся острий, за пейзаж, презрительно названный бездарным. Впору хоть вообще не показывать тому своих работ. Но и не запретишь же видеть их. Хорошо — не все подходили с подобным предубеждением. Лоренцо был доволен, а он-то не станет хвалить зря. С какой стати?
Симонетта глубоко вздохнула, потянулась и сняла с плеч голубой шелк:
— Заберете?
— Зачем? Пусть остается. И холст оставлю здесь. В этой нише… Можно? А вазу уберем…
Лена, проворно подскочив, освободила нишу.
— Лишь бы никто ничего не трогал, — продолжил Сандро.
— Не беспокойтесь, — заверила его Лена. — Я сама прослежу. Вот так занавеской закроем. Да и некому тут шалить!