— Спасибо, милая донна, но это не вполне тот случай. Критик мой и сам создает прекрасные полотна. И, вероятно, он талантливее меня. Но я, хоть и старше, — в голосе Сандро послышалось раздражение, — я ведь не пытаюсь поучать его.
— Как же зовут этого синьора художника?
— Леонардо. Леонардо из Винчи.
Симонетта снова обратила взор к картине: может, чего-то недопонимает?
Нет, чутье не обманывало ее. Что бы там ни говорил суровый маэстро Леонардо, а ничего, более прекрасного, ей видеть не доводилось.
Сандро уже в мастерской завершил работу над фоном и небом, очертил еле заметный нимб над склоненной головкой… Все. Пора нести «Благовещенье» на виа Ларга в дом Медичи. Показать его перед этим Леонардо? Или сейчас, пока картина еще в мастерской, или никогда, потому что Леонардо, при всех своих дарованиях, не пользуется благорасположением Лоренцо, не вхож в его дом. Все же — позвать! Никто кроме Леонардо не скажет ни единого плохого слова. Восторги? Сколько угодно. Но если скушать банку меда, затошнит и захочется соленой маслинки. Так пусть будет наоборот: сначала кисло-соленое, а потом, на закуску, восхищения. И приглашать ли его одного? Или с Гирландайо, Липпи?.. При товарищах по сообществу живописцев святого Луки Леонардо будет отзываться мягче, но все равно вряд ли удержится от какой-нибудь колкости. А те разнесут по Флоренции. Ладно, решено, выслушаю его один на один.
И вот уже Леонардо, придирчиво вглядываясь, стоит перед «Благовещеньем». Чем дольше тянется молчание, тем к более резким суждениям готовится Сандро.
— Неплохо, — Леонардо тряхнул золотыми своими кудрями, вот с кого надо бы писать ангелов! — Очень неплохо. Колорит, в общем, радует глаз, складки одежды ангела передают движение, и серебрятся красиво… — Он сравнивал свое «Благовещенье», с которым недавно вступил в сообщество, и диптих Боттичелли. Его ангел был одет в пурпур, палитра была теплее, что соответствовало грядущей радости. К тому ж он не раз замечал, что люди тянутся, желая прикоснуться к подолу его Марии, столь бархатистому даже на взгляд. Да и композиция его выглядела естественнее. Пожалуй, Сандро пока не дотянулся… Изящество контура, однако, отметить следует. — Даже хорошо. Но странно… При святом известии ангел должен бы благословлять Марию. Почему же руки этого сложены? — Вопрос был риторическим. Леонардо не требовал ответа. Он размышлял вслух: — Поднятая рука вылезла бы за рамку. А если сделать ангела меньше, чтобы он так вместился в прямоугольник? Нарушится равновесие с Марией. Ладно, согласен. Ах, прости, не заметил, благословляет Марию сам Всевышний. Его с трудом можно разглядеть. Не обиделся бы… И слава Богу, что ты не поместил Святую Деву, как у меня, на фоне пейзажа. Ты смирился с тем, что за пейзажи тебе лучше не браться?
Сандро до боли закусил губу, боясь сорваться. Всему есть предел. Но не сам ли он напросился на критику? А значит, следует быть учтивым или хотя бы отмалчиваться. Леонардо, видно, почувствовав волну негодования от бывшего соученика по мастерской Андреа Верроккио, сказал:
— Ты ведь не сердишься на меня, Боттичелли? И знаешь, что, несмотря на замечания, я считаю тебя одним из лучших художников Италии.
— Спасибо, — хмыкнул в ответ Сандро.
— А посему, заботясь о твоем совершенствовании, все же рекомендую всерьез заняться анатомией. Какому живописцу это могло б повредить?
Леонардо, экспериментатор по природе, всегда стремился докопаться до сути. Успокаивался лишь, когда, разъяв, собирал части снова в целое. Отдавал равное предпочтение науке и искусству, считая, что познание законов природы обогащает и музыку, и живопись.
— Если бы ты не ленился, Алессандро! Коммуна регулярно предоставляет студентам невостребованные трупы бродяжек или казненных. Единственное требование — поторопиться, пока тело умершего не разложилось. Так отчего ж не воспользоваться обстоятельствами? Познакомить тебя с анатомами?
— Нет.
— Хотя, пожалуй, медики любят работать лишь с коллегами. Но братья Полайоло… Случается, им везет, и они получают тело в полное свое распоряжение. Если желаешь, я сообщу тебе, когда соберемся. Не пожалеешь!
— Не надо.
— Ты побледнел. Неужто, боишься? Мертвецов?
Специально он, что ли? Издевается? Сандро мучила тошнота, когда он не то что на трупы — на свежеразделанные бараньи туши смотрел.
— Я уже говорил: мутит меня. И какой толк, если я буду знать, как выглядит брыжейка и каким образом прямая кишка соединяется с толстой? А непревзойденный Донателло?.. Или скульптор создавал фигуры не вполне правдоподобные? Тут мы с тобой расходимся — интуиция, умение представить и передать, стоят не меньше, чем умение держать в руке нож.