— Она хороша собой?
— Скорее — необычна. Но не понравится — ничего страшного. Я ее не стану настраивать загодя. Вроде, просто так, покажем ей коллекцию картин Лоренцо, а ты приглядишься.
На том и порешили.
Анжело дель Амброджини, прозванный Полициано, уже порядком устал от причуд Маручеллы. Он рад был доставить удовольствие Джулиано, а заодно и избавиться от подружки. Полициано никогда не тянуло к женщинам. Как и Леонардо, некую неприязнь испытывал он к ним, что мешало в тех редких случаях, когда Анжело намеревался, как братья Медичи, броситься с головой в бездонный любовный омут. Как же быть придворным поэтом, не будучи влюбленным? Приходилось ему некоторую холодность стихов компенсировать оригинальностью сравнений, изяществом форм, широким кругозором, остроумием, которому немалое значение придавал Лоренцо. Анжело следовал тенью за своим кумиром и спасителем. Медичи ценили его самоотверженность и преданность. Но мало ли завистников? А очернить любого не составит труда, на кувшин медового бальзама и пылинки хины достаточно…
И вот злоумышленники состряпали тайный донос и опустили его в тамбур-инфраскрипторум, специальный ящик, повешенный у дверей палаццо Синьории. Эти негодяи, обращаясь к уважаемым Стражам Нравственности, умоляли призвать к ответственности всем известного стихоплета Полициано за скверное поведение и, особенно — за склонность к содомскому греху, что замечено многими и не раз. А посему наказать его надобно, чтобы не служил он дурным примером флорентийским юношам.
Полициано, вызванный на допрос в Синьорию, был взбешен, растерян. Присутствующий нотариус и Стражи Нравственности смотрели на него с осуждением. Но чтобы наказать, надо сначала доказать, надо найти свидетелей. А это совсем не просто в подобных щекотливых ситуациях. Покровительство самого Лоренцо было немаловажным. А уж непричастность Сына Солнца к подобным греховным забавам яснее ясного. Примерный муж и отец, всегда пленявший и пленяемый красавицами… В общем, отсидев несколько дней в подвале Синьории, Полициано был выпущен. Следовало отмести от себя остатки подозрений. Прежде всего, потому что брызги грязи могли бы запачкать Лоренцо. Не дай-то Бог!.. И тогда Анжело пришла на ум простая и гениальная мысль, поселить у себя девушку, чтобы время от времени прогуливаться с ней по улицам, посещать собор по воскресеньям, представляя в общественном мнении чуть ли не невестой — пусть тогда посмеют еще сплетничать.
Встал вопрос о возможной подружке. Горожанка не годилась. Вернее, Полициано боялся отказа из-за пересудов, облетевших Флоренцию. Он отправился в сторону Лукки, собираясь пригласить-нанять в прислуги миленькую девчушку из какого-нибудь отдаленного селения.
Вокруг солнечно колосились поля спелой пшеницы. В тягучем воздухе звенела мошкара. Копытца мула неслышно оставляли следы в золотистой дорожной пыли. Умиротворение разливалось над тосканской землей. Вдруг впереди Анжело заметил возбужденную группу людей. Подъехал ближе. Крестьяне и монахи… Крестьяне, вероятно, возвращались из Флоренции, распродав сыры, масло и овощи. Последние дни оставались до самой горячей поры — жатвы, когда уж на базар не выберешься. А что — монахи?.. Ну конечно, это ж «пустынники», сполетинцы-чудотворцы. Давненько их не видывал Полициано, ровно столько, сколько живет в столице. Это крестьяне по темноте своей готовы верить во что угодно, а флорентийцы сразу раскусили бы проходимцев, побили б палками и гнали до самых городских ворот.
Монахи собирали пожертвования на устройство больниц и приютов, только вот кто видел богоугодные заведения, сооруженные на переданные им лиры и флорины? Монеты падали в черноту бездонных карманов. Что-то приготовили «пустынники» на этот раз? Один из них, с видом до невозможности благостным, нес какую-то ахинею, пересыпанную афоризмами апостола Павла. Кляча, освобожденная от упряжи, стояла рядом, уныло свесив голову. Обшарпанный фургончик с пожитками монахов притулился у обочины. Из него выглядывала худенькая девочка, или женщина — не разобрать, поскольку очень уж грязна была. Вдруг кляча бухнулась на передние колени, что вызвало восхищенные возгласы крестьян. Некоторые стали истово креститься. Второй монах помог кляче подняться, потрепал по морде, дал горбушку хлеба. Тарабарская проповедь продолжалась. «Да поможет нам святой Антоний!», — членораздельно произнес кудесник, и лошаденка снова преклонила колени. «Ну как?! — торжествовал сполетинец. — Кто посмеет сказать, что она не чтит слово Божье? А ведь была обыкновенной тварью! Но горячие молитвы брата Микаэля, проникнутые Святым Духом, совершили чудо! И если нужна кому-нибудь из вас помощь, если души ваши не совсем закоснели в грехе и могут воспринять святые слова, призовите нас, и мы помолимся за спасение или выгоним бесовское отродье из тел и домов ваших!»