— Ну, тогда — к морю. Пиза, Генуя, Неаполь…
— Не хочется. Все равно лучше Флоренции нет.
— В конце концов, займись наукой. Начни писать какой-нибудь трактат. Богословский, или хоть о женской красоте… Уж не знаю, Джулиано, не хочется опять ставить брата тебе в пример, но Лоренцо успевает все: государственные занятия, масса деловых встреч, вчера прочел мне свою последнюю новеллу, находит время поиграть с Пьетро…
— Мама!..
— Я не права?
— Мне никогда не угнаться за Лоренцо!
— Да уж… А медальончик я выберу из своих.
Она принесла сыну изящный серебряный медальон с маленьким рубином в центре.
— Спасибо, мамочка, это то, что нужно, — Джулиано осыпал поцелуями родные руки.
Маручелла, заслышав шаги возлюбленного, подбежала к нему, чтобы заглянуть в глаза — с любовью ли пришел он к ней сегодня? Джулиано не отводил взора, улыбался, но черты его лица словно были скованы выражением церемониально-вежливым. Сердце ее готово было разорваться от неопределенности и предчувствия беды.
— Я принес тебе подарок, — сказал ненаглядный и снял с шеи медальон с рубином. — Посмотри. Все никак выбрать не мог.
Маручелле показалось, что жизнь возвращается к ней. Неужели все поправимо?
— Нравится?
— О! Чудесно! Спасибо, милый. — Она все еще смотрела не на подарок, а в глаза Джулиано.
— Твоя горничная, верно, смела мои буйные кудри вместе с пылью, и тебе снова придется брать в руки ножницы?
— Нет-нет, что ты?.. Вот! — Она достала из шкатулки перевязанную алой шелковой нитью прядку — половину от добытого в прошлый раз. И лишь теперь рассмотрела медальон — чудо как хорош! Свернула колечко из волос, уложила внутрь, щелкнула крышечкой. — Поцелуй, — протянула ему украшение.
Джулиано, словно подчиняясь капризу маленького ребенка, прикоснулся губами к серебру. Передал Маручелле. Она прильнула в поцелуе к вещице, еще хранившей тепло Джулиано. Потом благоговейно надела медальон на шею. Вспомнила про заговоренный нож.
— Милый, присаживайся. Сейчас подам вино и фрукты. Ах, яблоки принесли слишком крупные! Джулиано, пока я достаю бокалы, разрежь одно, пожалуйста. Нож — вот, возле тебя, под салфеткой.
Джулиано задумчиво выполнил просьбу. Но, раскладывая кусочки на блюдо, вдруг удивленно сказал:
— Странно… Маручелла, твоя служанка — неряха. Нож — грязный.
— Да? — вспыхнула Маручелла. — Я не проследила. Прости, милый…
Но главное — дело сделано. Она быстренько убрала яблоко — в разрезе испачканное сажей, и нож, исполнивший отведанную ему роль. В вино уже было подмешано любовное зелье. Ну, когда же, когда начнет действовать заговор?
— А я, собственно, пришел попрощаться…
Ах, только не это!..
— Почему?
— Ты хочешь спросить, куда я отбываю? В Кареджи. И Лоренцо, и матушка настаивают на моих серьезных занятиях философией и богословием.
— Но Кареджи ведь совсем рядом?..
— Да. Правда. Но это не имеет значения. Ты ведь знаешь, меня с рождения посвятили церкви, и надо же когда-нибудь привыкать к удалению от мирских утех.
Слезы, будто долго-долго удерживались из последних сил, хлынули потоками по щекам Маручеллы. Всхлипывания перемежались причитаниями, упреками.
— Ты меня бросаешь… Я тебе надоела… Все это проделки злого Луиджи Пульчи! Я слышала, как он наговаривал синьору Лоренцо. И сестра твоя, и невестка… За что они меня невзлюбили?
Джулиано пытался вставить слова утешения, но это было все равно, что укрываться от грозы под листком одуванчика. Он замолчал. И вроде бы — виноват, но в чем? Клятв не произносил, не обижал. А что любви не получилось, так не судьба, значит. Он поднялся, размышляя: может, сразу уйти? Маручелла скорей успокоится? Но она, заметив его движение, в отчаянии схватила злополучный нож и размахнулась, чтобы вонзить себе в грудь.
«Только этого еще не хватало!» — побледнел Джулиано. Никогда не попадал в подобные переделки. Он выхватил нож из рук уже совсем чужой ему женщины, швырнул его в угол.
— Я не хочу жить без тебя, — рыдала Маручелла.
Джулиано встряхнул ее за плечи, подвел к зеркалу. Попытался отвлечь:
— Смотри, платье порезала. Кровь? Нет, показалось… Слава Богу!
Маручелла сквозь слезы вглядывалась в свое и его отражение в зеркале за его спиной. Конечно, такой красивый, богатый — нет равных в мире! И она — безродная нищенка… Маручелла кинулась к постели, укрылась с головой покрывалом, сжалась в комочек и, кажется, затихла. Джулиано увидел тень на полу в коридоре — видно, служанка не решалась заглянуть, спросить о чем-то, и опасалась уйти, оставив донну Маручеллу без помощи. Джулиано сделал лишь три шага к двери — о чем уж теперь говорить? — как Маручелла снова поднялась.