Каждый был занят своими заботами. Джулиано, например, размышлял, каким образом приблизиться к Симонетте, вернее, как ей обрести друзей в кругу Медичи. Женщинам вовсе не возбранялось участвовать в диспутах гуманистов. Вспомним хотя бы монаха Луиджи Марсильи, устраивавшего в монастыре Святого Духа Философские и теологические беседы. Он приветствовал появление в своей келье ученых дам, пусть даже некоторые из его приятелей видели в этом оскорбление науки. А на вилле Антонио Альберти женщины не только принимали участие в спорах, но и одерживали победы. И не один заезжий маэстро восхищался флорентийками, равно сведущими в естествознании и искушенными в логике с риторикой.
Но в кружке Лоренцо, особенно после его женитьбы, женщины появлялись лишь эпизодически. Сестры Наннина и Бьянка, обретя супругов, были поглощены семейной жизнью, младшая — Мария, слишком юна и легкомысленна для серьезных бесед, Клариче, которую злые языки звали «невежественной тугодумкой», если и присутствовала в компании, где каждый был яркой личностью, то или сидела, словно воды в рот набрав, или, подначиваемая Пулосом, брякала что-нибудь невпопад, вызывая хохот. Ее и отвергли бы, как в свое время Маручеллу, но что ни говори, а была она законной супругой Сына Солнца и матерью его наследника Пьетро. Приходилось терпеть.
Вот донне Лукреции все и всегда были рады. Однако обилие ее хозяйственных хлопот было сравнимо разве что с государственными заботами Лоренцо о процветании республики. А уж если выпадала свободная минутка, донна Лукреция вынимала лорнет, чтобы лучше видеть спорящих, и, ничуть не теряясь, высказывала свое мнение по любой затронутой в беседе теме. Ну, еще Франческо Чеи приводил одну из Джиноти, хотя — не с целью разнообразить суждения, а чтобы выслушать потом восторги, касающиеся прелестей его дамы. Да чуть позже Томмазо Бальдинотти, умирающий от любви к Панфилии, приходил с нею, лишь бы не расставаться с донной ни на мгновение.
Джулиано не сомневался, что Симонетта — нежная, умная, искренняя, сдержанная и обладающая еще массой предполагаемых достоинств — облагородит и украсит любое общество. Но родственники ее здесь вовсе ни к чему. О Марко, как о счастливом супруге, он старался не думать: несопоставим был квадратный торс купца с девичьей хрупкостью Симонетты. Сер Анастасио вызывал жалость подступающей дряхлостью, а юнец Америго не представлял никакого интереса. И хоть матушка заручилась поддержкой старого нотариуса, попробуй, пригласи к обеду донну Веспуччи без мужа. Что ж, ему в это время сидеть дома и поминать недобрыми словами Медичи со всеми их Философскими кружками? Хорошо еще — купцом оказался Марко, а значит, следует просто дождаться, когда уедет он: чем дальше, тем лучше. А если посодействовать этому? Через братьев Пульчи, тоже торговцев. Или лучше уж сразу открыться Лоренцо. Пусть он со своих высот даст через главу торговой компании поручение Марко Веспуччи. Чтобы связано оно было с максимально длительным отсутствием и одновременно оказалось соблазнительным с точки зрения человека, желающего приумножить капитал. Если супруг Симонетты — купец Божьей милостью, что похоже на правду, то превыше всего для него — дела и деньги.
Так Марко, неожиданно и к общей радости клана Веспуччи, получил возможность совершить выгодную сделку, связанную с закупкой индийских пряностей в Александрии и доставкой их во Флоренцию.
И судно было готово к отплытию, и ссуду быстро выдали из Флорентийской казны… Марко в глубине души подозревал, что неспроста это, не без ведома и поддержки Медичи делается, а значит, возможно, некую роль здесь играет неприступная в своей мягкости Симонетта. Но не отказываться же из-за неопределенных сомнений от реальной и солидной прибыли.
Симонетта попросила его немного задержаться: еще неделя — и первого мая Флоренция будет праздновать день Примаверы. Девушки из окрестных селений — «пастушки», одетые в белое, с зелеными ветками в руках, соберутся на площади Санта-Трини для танцев в честь торжества весны и надежды. Так не лучше ли встретить праздник в кругу семьи, и супружеской четой пройтись по оживленным улицам?
Симонетта приводила доводы, которые и следовало приводить примерной супруге. Не ее вина, что Марко заботят больше ссуды и товары, которые могут подмокнуть или пересохнуть за время каких-то там праздников. Хочет — и пусть едет. А она погуляет с Леной или свекром, как получится. Да еще чуть-чуть теплилась надежда, что ее снова пригласят в дом Медичи, такой теплый, веселый, необыкновенный по сравнению с сумрачной генуэзской обителью и слишком тихим домом Веспуччи.