— Симонетта, доченька, ты бы проехалась по городу, для прогулки, экипаж готов.
— A вы?
— Мне что-то нездоровится. Но это не должно удерживать тебя возле старика. Америго вон и тот ускакал.
— Мне не хочется одной, батюшка. Может, вам почитать что-нибудь?
— Хорошо бы.
Вечером пришел навестить брата маэстро Джорджио с супругой. И Паоло Тосканелли заглянул, возвращаясь из монастыря Сан-Анжело, где вокруг фра Амброджио Камальдолезе собирался кружок знатоков древних рукописей.
Тихо и тепло, совсем по-семейному струился разговор. Никто и словом не упомянул о букете Джулиано.
Прошло еще две недели, прежде чем Симонетта сочла возможным испросить разрешения сера Анастасио на визит к Медичи. Веспуччи-старший, не глядя на невестку, кивнул несколько раз. А что еще оставалось делать? Не отпустит ее, так сиятельное семейство найдет десятки способов, как наказать его за «недоброжелательность». И хорошо, если просто уменьшится число его клиентов, а если вынудят покинуть Флоренцию? Тогда придется сменить тихую, уютную старость на остаток жизни полный невзгод.
Симонетта передала через верного Боттичелли о дне возможного посещения донны Лукреции. И Джулиано, уже теряющий надежду, воспрянул духом, велел повару с особым тщанием готовить обед да раздобыть у селян земляники и первой черешни. А зубоскалов Пульчи попросил следить, чтобы остроты их не оскорбили слуха донны. И Пулосу запретил безобразничать.
К назначенному часу он, и всегда-то с подчеркнутым вниманием относившийся к своему туалету, был одет безупречно. Белый камзол, красные пояс и воротник, золотая цепь с рубиновой подвеской, аккуратно уложенные волосы. Он умолил матушку бросить все хозяйственные хлопоты и предоставить Клариче занятия с крошкой Пьетро, чтобы быть рядом в момент появления Симонетты, чтобы та не почувствовала стеснения в обществе малознакомых мужчин. Боттичелли же обещал ему не уходить сразу, а посидеть до конца и на правах давнего друга проводить потом гостью домой. Ну, кажется, все предусмотрено…
Симонетта, поджидая Сандро, перебирала свои драгоценности. Она надела белое платье Примаверы: в швейной мастерской его избавили от слюдяных блесток, вычистили, слегка изменила фасон, газовый шарф заменили голубым бантом. Никому, кроме Сандро, и в голову не придет, что Лена Лиони уже красовалась в этом наряде. Симонетта приложила к груди брошь, усыпанную крошечными бриллиантами, с сапфиром в центре. Хорошо. К ней и подвески подходят, и кольцо с сапфиром можно надеть. Взгляд ее упал на серебряную змейку, подаренную Мартином. Как там живет милый мальчик? А ведь он немного похож на Джулиано Медичи: тот же рост, прическа, цвет глаз… Но Мартин помнился по-ребячески беспомощным, со смятением во взоре, искренним и нежным. Прошло немало времени. Он, наверное, возмужал, завел семью… Джулиано уверен в себе — ну еще бы: королевское воспитание! — смел и… загадочен. Что ждет ее в притягательнейшем доме на виа Ларга? Симонетта поправила змейку, на палец надела сапфировое кольцо и последним придирчивым взглядом окинула свое отражение, уже заслышав звон дверного колокольчика и голос Боттичелли.
Последние солнечные лучи еще соперничали со светом свечей. Синее бархатное кресло было уютным. Лица, к которым Симонетта успела приглядеться во время легкого обеда, казались заинтересованными и доброжелательными. Джулиано устроился не рядом, а поодаль, наискосок, чтобы не выглядеть навязчивым и в то же время видеть Прекрасную Даму. Из женщин — лишь она и донна Лукреция. Остальные — братья Медичи, их друзья, а также наставник, Марсилио Фичино.
Симонетте было любопытно, о чем пойдет речь? Но чтобы вступить в спор, произнести монолог, она и не помышляла. А уж тем более — исполнять роль королевы вечера. Хотя именно этого желал Джулиано. Джулиано, но не Лоренцо. Тот, ничтоже сумняшеся, и посмеяться мог бы над гостьей, впрочем, столь же беззлобно, как и над собственной женушкой.
Кардиере уже что-то наигрывал на виоле. Запел. Скарлуччо следовало подхватить — серенада была на два голоса. Но он вдруг заявил, что не в форме сегодня и, если выдаст «петуха», пусть не сетуют друзья. Водилось за Скарлуччо некоторое кокетство. Лоренцо погрозил ему пальцем:
— Кто-то что-то говорил по сходному поводу. — И посмотрел при этом на Симонетту.
Она поняла, что ей надлежит ответить. Знать всего невозможно, но эпиграммы Марциала, очень почитаемого ее стареньким учителем Франческо, помнились хорошо, и Симонетта продекламировала:
— «Ты начинаешь с того, что без голоса ты от простуды. Раз извиняешься, Максим, зачем же читать?»