— Дядь, вы тут котика не видели?
Мужчина отрывается от книги и смотрит на девочку лет двенадцати, прибежавшую откуда-то из серых зарослей камыша.
— Не котика, а кошку. За стеной где-то бурогозит.
Девочка кивает, но продолжает стоять на месте. Руки спрятаны в карманы джинсовой куртки, сквозь дыры в поношенном трико виднеются белые коленки, на ногах кроссовки, которые на несколько размеров больше, чем нужно.
— А чего вы тут сидите?
— Читаю.
— А это же не ваш дом.
— Это вообще не дом уже.
— И чё сидите тогда?
Мужчина резко захлопывает книгу, кладет рядом, недовольно глядит на девочку. На лице той больше любопытства, чем наглости.
— Тебя как зовут?
— Ира.
— Тебя, Ира, не учили, что нечего по ночам шарохаться?
— Я не шарохаюсь, я гуляю. И еще не ночь.
— Для тебя — ночь.
— Чё это вдруг?
Теперь в глазах подростка появляется легкая обида. Мужчина трет лицо руками, потом складывает их на коленях.
— Ира-Ирочка-Ирида. Знаешь, что означает? — в интонации впервые появляется мягкость.
— Я Ирина, вообще-то.
— Ну пусть будет Ирина. А знаешь, что Ирида означает?
— Ирада?
— Какая, на хрен, Ирада? Ирида.
Девочка шмыгает носом и отрицательно вертит головой.
— Радуга. А что за радуга ночью? Гуляй, когда солнце появится. А еще лучше под дождем.
Ира молчит, качаясь с пятки на носок. Мужчина тянется к книге, открывает, начинает листать, хмурится, бормочет что-то под нос, снова откладывает, выжидательно глядит на девочку. Та отворачивается, пинает ногой кучу мусора.
— О, пинг-понг!
Теперь в руках у неё облезлая ракетка для настольного тенниса. Ира поднимает с земли камушек и начинает набивать его — невысоко, осторожно.
— А чё вы читаете? — не отрываясь от игры, спрашивает девочка.
— Истории страшные.
В голосе человека холод и грусть. Морщины на лбу становятся еще глубже.
— Ой, а расскажите. Я люблю.
Немного помолчав, мужчина приглаживает редкие волосы, жует нижнюю губу. Устало выдыхает.
— Хорошо. Про пиковую даму тогда.
— Давайте!
— Собрались как-то, значит, три подружки вечером в подъезде на третьем этаже. И решили вызвать пиковую даму. Достали зеркальце дешевое, начертили ступеньки маминой помадой. Вроде и страшно, а весело. Смеются, друг друга в бок тычут. И тут дверь заскрипела, вышла оттуда соседка противная и начала орать. Чтобы в свой подъезд валили, и вообще сейчас милиция приедет. Ну, девочки вскочили и убежали. Забыли потом, конечно, всё. Не через день-два, а попозже. Через год, может. А потом школа закончилась, все в училище пошли, кроме одной. Та забеременела. Пожила пару лет с дураком каким-то. А потом и он пропал. Куда именно, этого уже я не знаю. Дальше не интересно — работа в ларьке ночном, ссоры с соседями, склоки с дочкой. Постарела, потемнела, в платок кутаться начала. Вечером телевизор включит и сидит. Особо и не разбирает, что идет, лишь бы шумело. И вот слышит как-то, что смеются в подъезде. И такая злость откуда-то накатила, что выскочила мигом и давай орать на детей.
Мужчина берет в руки книгу, давая понять, что рассказ окончен. Камешек падает на землю. За ним летит ракетка.
— А где тут страшное? — фыркнув, спрашивает Ира.
— Да везде. Тебе какое страшное надо?
— Покойники, там, всякие.
— Покойники в любой истории есть. Потенциально. Это не страшно. Вот великаны — да.
— Какие великаны?
— А такие. Которые ночью ходят. Раздавят тебя и всё.
— В лепешку? Больно? — девочка крутит головой, пытаясь разглядеть в гаснущем небе кого-то.
— Не. Ты даже не заметишь. И они не заметят, просто раздавят и дальше пойдут. И ты пойдешь. Домой. Но уже раздавленная.
Девочка задумчиво молчит.
— Ладно, топай. Вон твоя кошка.
Девочка подбегает к горе битого кирпича около стены, опускается на корточки.
— Ой, ты моя мурысынька. А кто хорошая девочка? Кто самая пушистая, самая мурмурыстая? Кто моя котенька? Вот ты жопа! А ну не кусь. Не кусь, я сказала. Стыдно? Стыдно, да? Ну чего смотришь глазами наглыми? Не надо мне уже руку лизать. Ах ты, сучка! Опять? Голову тебе открутить?
Потирая руку, девочка поднимается и смотрится за стену.
— Ну ладно, все равно поймаю и когти… Ой!
Не успев договорить, Ира убегает. Из камышей, кряхтя и чертыхаясь, выходит мужчина средних лет в синем трико, тельняшке и фланелевой рубахе. На ногах шлепанцы. Багровое от напряжения лицо напоминает маску тибетского демона, которому пришлось много лет бухать.