Я никогда не слышал о курсах Попеликса. В следующие дни я навел о них справки, так что сегодня могу написать имя без орфографических ошибок: Попеликс, преподаватель драматического искусства, 37, улица Аркад, Париж, 8-й округ. Это объяснило мне иные выражения его лица, позы и жесты, чуточку слишком продуманные, которые я подметил: наверняка его обучили им на курсах Попеликса.
— Но вы, значит, часто виделись с Ноэль? Не понимаю, почему она никогда не говорила вам о Роже…
Он, очевидно, пытался выяснить, какие отношения связывали меня с Ноэль Лефевр, что, судя по всему, его беспокоило.
— Она все же рассказывала вам о своей жизни?
— Вовсе нет, — ответил я. — Мы встречались всего три или четыре раза… вечером, после ее работы у Ланселя… В кафе напротив, на бульваре Капуцинок…
На бланке, в самом начале, значились ее дата и место рождения, но последнее было указано довольно обтекаемо: «Деревня в окрестностях Аннеси, Верхняя Савойя».
— Оказалось, что мы родом из одних мест. Из Аннеси. Мы часто об этом говорили.
Он, похоже, не знал этой подробности жизни Ноэль Лефевр и не придал ей значения. Но я был уверен, что Хютте думал так же, как и я: никогда не лишне знать, в каком квартале или в какой деревне родился человек.
— А письма до востребования, за которыми она вас посылала, кто мог их ей писать?
— Понятия не имею. Я заметил, что на конвертах был всегда один и тот же почерк… голубыми чернилами, цвет «Флорида»…
Мне подумалось, что, может быть, и не стоило сочинять такие подробности. Я хотел, чтобы он в ответ выдал мне побольше конкретики о Ноэль Лефевр. Но ничего не вышло.
— Цвет «флорида»?..
Мне вдруг показалось, что я дал ему ниточку. Но нет. Он просто не понял, что значит цвет «флорида».
— Очень светлый голубой, — сказал я.
— А эти письма приходили из Франции или из заграницы?
Он задал этот вопрос так, будто сам вел расследование.
— К сожалению, я не обращал внимания на марки.
— Если бы я знал, предупредил бы Роже, чтобы он был с ней осторожнее…
В голосе его зазвучал металл, взгляд стал жестким. Была ли такая резкая смена выражения ему свойственна или он научился ей на курсах Попеликса?
Я пытаюсь как можно точнее записать черным по белому слова, которые мы сказали друг другу в тот день. Но многие из них забылись. Сколько потерянных слов, иные вы произносили сами, какие-то слышали и не запомнили, а на другие, адресованные вам, не обратили внимания… И порой, на рассвете или поздней ночью, в памяти всплывает фраза, но вы не помните, кто нашептал ее вам в прошлом.
Он взглянул на свои часы с браслетом и резко встал:
— Мне надо идти на улицу Вожелас… Может быть, есть новости от Роже и от Ноэль…
Надеялся ли он на письма, подсунутые под дверь, как я давеча на почту до востребования?
— Я могу пойти с вами?
— Если хотите… Роже дал мне ключ от своей квартиры.
— Ноэль часто бывала в этом кафе? — спросил я.
И сам удивился, впервые назвав ее по имени.
— Да. Мы с Роже встречались с ней здесь по вечерам, когда она заканчивала работу у Ланселя. Я был так рад, что Роже женился… Знаете, между мной и Ноэль не было ни намека на соперничество из-за Роже.
Судя по всему, это признание вырвалось у него почти невольно, и я понял, что он сразу об этом пожалел, по внезапному смущению, отразившемуся в его взгляде.
Мы шли по улице Конвансьон на восток, и мне не нужно смотреть план Парижа, чтобы понять сегодня, что мы направлялись к «внутренним землям», в глубь квартала Вожирар.
— Пешком идти примерно четверть часа, — сказал он. — Ничего?
Впервые он выказал мне немного симпатии. Было ли для него облегчением пройтись не одному, а с кем-то в этот час, когда сгущались сумерки и исчезновение Ноэль Лефевр и Роже Бехавиура тяготило его больше, чем в любое другое время дня? А я думал про себя, что эта прогулка пешком с ним вдвоем поможет мне лучше понять, какой жизнью жили эти трое. Вчера, протягивая мне бланк в небесно-голубой папке, Хютте иронически улыбался: «Ваш ход, старина. Справитесь! Нет ничего лучше расследования на месте».
Мы шли мимо почты, где сегодня утром я надеялся, что мне вручат письмо, адресованное Ноэль Лефевр. Она была еще открыта. Я хотел было предложить Жерару Мураду снова подойти к окошку «До востребования». Письмо могло прийти с вечерней почтой. Но я вовремя удержался. Лучше будет зайти туда одному на днях. Действительно, ни к чему было вовлекать этого типа слишком глубоко в мои поиски. Теперь это было наше с Ноэль Лефевр личное дело.
— В общем, — сказал я ему, — ваша жизнь ограничивалась этим кварталом?