И все-таки… Угрюмая физиономия Гарри вдруг оживилась.
— Эврика! Эврика! — воскликнул он. — Разумеется, nihil novi, если не считать новых конструкций, теорий, машин, аппаратов!
Наука и техника — вот сырье для производства видеоновелл, свежих, как только что выпеченная булка из автомата. Они — основа всяческих перемен. От каменного топора до звездолета! Вот источник, бьющий славой и еврасами! Зачем быть слишком требовательным? Ну, на худой конец, только одними еврасами. Сейчас важны прежде всего скорость и оперативность. Давным-давно доказано, что если у одного из пятнадцати миллиардов человек возникает более или менее стоящая идея, то точно такая же идея возникает и у многих других на всех континентах Земли и бог весть где еще. Правда, с творчеством дело обстоит несколько иначе, но разве можно быть уверенным, что в тот же самый момент у другого писателя, скажем в Гренландии, не родилась такая же идея? Эта мысль вызвала прилив пессимизма, но Гарри быстро отделался от сомнений и приступил к энергичным действиям.
Прежде всего — выбрать достаточно притягательную область науки, а потом ознакомиться с современнейшей техникой в этой области. Проблема была простой только на первый взгляд. Гарри нажимал все новые и новые клавиши соответствующих секций мыслительно-творческого конденсатора, именуемого в просторечии Мытвоконом, однако из прибора не так-то легко что-нибудь выжать. Ответы были возмутительно двусмысленными, и из лих следовало, что любое направление науки одинаково важно, притягательно, перспективно и открывает много технических возможностей.
Мытвокон утверждал, что даже у философии — а это уж было полнейшей ересью — колоссальные возможности! Гарри выключил аппарат и решил действовать сам.
Возьмем старую и в то же время развивающуюся науку — кибернетику, симбиоз современности с традицией. А теперь пошли дальше, — он нажал кнопку автоматического секретаря.
— Слушай, Ас, загляни в персональную картотеку и скажи, работает ли хоть кто-то из моих знакомых на какой-нибудь фабрике, в каком-либо учреждении, лаборатории, связанных с кибернетикой. Только чтобы это было как можно ближе: мне некогда кататься черт знает куда.
Секция автоматического секретаря замигала, и спустя секунду динамик захрипел:
— Аллан Порки, старший конструктор на фабрике математических компьютеров, район 12, бульвар Тангенсов.
— Откуда я его знаю?
— Вы полгода ходили вместе к дошкольному воспитателю.
Выбор не получил одобрения.
— Ты что, рехнулся? На кой ляд мне такое знакомство? Есть там у тебя еще кто-нибудь? Только без фокусов. Это должно быть солидное знакомство, ясно?
— Так точно, — буркнул динамик Аса. — В запасе у нас есть Джеймс Крофт, промышленный директор лабораторий завода кибернетической аппаратуры, сокращение и кодовый знак для переписки ЗАКАПП. Он два года учился с тобой в девятом классе.
Гарри затрясло от возмущения. Либо у автоматического секретаря короткое замыкание, либо просто не срабатывают контакты канального избирателя и требуется энергичное вмешательство хозяина.
— Ну, ты там! — Гарри треснул кулаком по аппарату. — Если мы два года вместе отсидели в одном классе, то откуда Крофту меня помнить?
— Можешь не сомневаться — помнит, — заверил Ac. — В то время у тебя были с ним крупные столкновения, а такое имеет тенденцию закрепляться в центрах памяти.
— Лучше бы он забыл! — недовольно бурчал Гарри, жалея, что, например, не прогуливал вместе с Крофтом уроки. — Есть там еще кто-нибудь?
Автомат назвал три имени, но эти люди работали на Луне и Марсе. Оставался Джеймс Крофт, кандидатура сомнительной ценности, хотя, принимая во внимание профессию и должность, чрезвычайно удобная. Но Гарри не только не помнил лица Крофта, он даже не мог припомнить, имели ли примененные к нему педагогические приемы характер мягкого напоминания или сурового физического воздействия. Фотография Джеймса, переданная из городского центра и засветившаяся на экране видеофона, также ни о чем не говорила. С экрана глядел мужчина с мечтательными глазами, пухловатыми щеками и чудовищно развитой нижней челюстью, что никак не свидетельствовало об овечьей кротости.