Цифрон отвернулся от пульта и вполголоса сообщил:
— Я провел тест на код аксона. Все пробы дали позитивные результаты. Запускать имитатор?
Доб потер рукой лоб.
— Нет, не надо. Я сделаю это сам. Иди к доктору Миснеру и скажи, что я беседовал с Таямой. Через месяц имитатор перейдет в распоряжение Миснера. А пока пусть считает себя свободным. Ассистенты также свободны — все опыты я проведу сам.
Он был уверен, что и эти опыты ни к чему не приведут, но не понимал, в чем его ошибка. Больше того, он был по-прежнему убежден в правильности своей теории, но чувствовал, что чего-то не предвидел, не принял во внимание; виною тут были не пробы, а способ их изучения.
Он взглянул на часы — уже поздно. Анна опять будет злиться, что опоздал к ужину. Он осторожно положил пробы в имитатор и запустил комплексы стабилизаторов, автоматических регуляторов давления и влажности. Стрелки самописцев ожили и начали вычерчивать едва заметные во мраке тонкие линии на медленно движущихся лентах.
Он еще раз осмотрел лабораторию и сказал одному из оставшихся цифронов:
— В два часа смена параметров имитатора — пусть все останется как есть до моего прихода. После смены можете уйти. В институте, пожалуй, уже никого нет, но если меня станут искать, то я в городе, в университете. Дома буду около десяти вечера.
Доб направился к выходу и уже собрался было толкнуть дверь, как вдруг кто-то неожиданно схватил его сзади за руку. Погруженный в невеселые размышления, профессор повернулся. За его спиной стоял старый портье Фрей.
— Простите, профессор, — шепотом сказал он. — Можно вас на минутку? На одну минутку!
— Слушаю вас, Фрей, — проворчал Доб.
Однако портье жестами дал понять Добу, что тот должен пройти в небольшую застекленную кабинку, Зайдя в нее, старичок обратился к профессору:
— Я уже давно собирался сказать вам, но думал — может, это вы?.. И все же…
Доб нетерпеливо прервал его:
— Да говорите же наконец! Что случилось?
Старичок приблизил свое сморщенное личико к уху Доба.
— Там у вас, наверху, ночью горит свет! — прошептал он. — Я уже раза два видел… Я думал, это вы. Специально следил… Но нет! Вы как раз уходите, так что это кто-то другой, подумал я…
Доб удивился.
— У меня в лаборатории? — спросил он.
— В вашем кабинете! Ведь в лаборатории вы приказали закрепить шторы! — ответил возбужденный Фрей.
— Ах, так! Может, я забыл выключить свет? Последнее время я то и дело что-нибудь забываю. Хотя…
— Невозможно, профессор. Если бы это было так, я бы наверняка углядел. Я всегда вечерком делаю круг возле нашего корпуса. Там сначала темно, а потом кто-то зажигает свет. Я специально смотрел.
— Тогда почему же вы не заглянули наверх? Сами бы увидели, что там происходит.
Профессор нервничал: загадочная история.
— А я и заглянул. Как же иначе? Но там коридор заперт изнутри, и все тут!
— Кто его запер? Изнутри? Зачем?
— Не понимаю, — старик покачал головой. — Не понимаю… я уж думал…
Доб взглянул на часы:
— Знаете что, Фрей? Если вы еще раз заметите что-нибудь подобное, сообщите мне. Я быстренько приду сюда, и мы во всем разберемся. Ну, а сейчас мне надо бежать на конференцию.
Портье явно недоумевал: он не ожидал столь слабой реакции. Фрей покачал головой, буркнул что-то себе под нос и выпустил Доба на улицу.
Конференция, как всегда, была невероятно скучной, и Добу пришлось мобилизовать всю свою волю, чтобы досидеть до конца. У него не шел из головы разговор с Таямой.
Нет, дело было не в том, что ущемлена его профессиональная гордость и после стольких лет работы приходится передавать лабораторию своему же ученику. Доб считал это вполне естественным, и это было хорошо известно в институте. Он всегда ставил во главу угла науку, и никакие эмоции не были властны над ним, если речь шла о научной истине. Но он был обижен на Таяму за нечто другое. Исследования должны были привести к какому-то результату — негативному или позитивному, но, во всяком случае, к чему-то определенному, не оставляющему иллюзий. А Доб был уверен, что еще слишком рано списывать его теорию в архив. И поэтому считал, что Таяма явно поторопился прервать его исследования.