Сатира процветает в однородном обществе с общим представлением о законах морали (так как сатирик и аудитория должны иметь одинаковые понятия о том, какого поведения следует ожидать от нормальных людей) и во времена относительной стабильности и удовлетворения, так как сатира не может иметь дела с серьезным злом и страданиями. В наше время [1940–1950-е годы] она может процветать лишь в узких кругах или как выражение личной неприязни. В общественной жизни серьезные проблемы столь неотложны, что сатира кажется тривиальной, а единственным приемлемым способом критики видится обличающее пророчество[301].
По мнению Одена, сатира не может процветать во времена невзгод и страданий. «Симпсоны» пользуются успехом, так как невзгоды не принимаются всерьез. Другими словами, мы смеемся над мистером Бернсом только потому, что нас не так сильно тревожит урон, нанесенный миру тем классом, к которому принадлежит Бернс. В создавшем «Симпсонов» мире не о чем особенно беспокоиться. Нищета, расизм, торговля оружием, политическая коррупция, жестокость полиции, неэффективность системы образования — все это можно назвать зернами для жерновов комедии. Вывод, следовательно, в том, что существующие условия жизни нужно просто терпеть, а не изменять. Конечно, в мультфильмах мы смеемся над вещами, которые вряд ли показались бы нам забавными в «реальной жизни», но наше желание счесть «Симпсонов» смешными доказывает (как мог бы заявить марксист), что если бы мы действительно признавали серьезным угнетение рабочих, считали чрезмерной плату за шаблонность мышления и всегдашнее стремление переложить вину на другие плечи, оплакивали жертв погони за прибылью, то не смогли бы назвать «Симпсонов» комичными. В самом деле, тогда их следовало бы считать худшим видом буржуазной сатиры, ведь они не только не предлагают идеи лучшего мира, но и уводят нас в сторону от серьезных размышлений над устоявшимися практиками. Наконец, они склоняют нас поверить в то, что существующая система, какой бы комичной и испорченной она порой ни казалась, является лучшей из возможных. Любой, даже обладающий чувством юмора марксист придет в уныние. «Симпсоны» смешны. Они застают нас врасплох, вселяют ложные надежды, приглашают с ветерком проехаться по прямому шоссе и без предупреждения резко сворачивают вправо (иногда влево). Очень часто сериал бросает вызов и провоцирует, заставляет нас быть внимательными и осторожными, ставит под сомнение компетентность власти и обнажает пустоту многих буржуазных ценностей. Но, несмотря на все забавные несообразности и остроумные выверты, а также пускание на шашлыки отдельных священных коров, в сериале нет последовательной сатиры, направленной против господствующей идеологии, нет надежды на движение к более честному и справедливому миру, где чаще бы проявлялись высокие, а не низменные побуждения человечества. Противоречия и несообразности сериала отражают мир, противоположный единому, гармоничному миру, который представлял себе Маркс. Наконец, сериал отстаивает интересы класса, который сохраняет экономическую власть над массами, продавая им футболки, цепочки для ключей, пакеты для завтраков и видеоигры. Отсутствие мечты и беспристрастность в раздаче тумаков делают сериал статичным и невосприимчивым к критике. Он может проглотить или ассимилировать любой диалектический вызов и защитить себя, сославшись (подмигивая и пихаясь локтем) на первенство шутки. Шутки могут быть смешными, но в «Симпсонах», где никто не растет, а жизнь не становится лучше, смех — не катализатор изменений, а опиум.
17.
«А остальное — очевидно»: Ролан Барт смотрит «Симпсонов»
Дэвид Арнольд
В 1978 году публикация труда Фиске и Хартли с красноречивым названием «Читая телевидение» утвердила зарождающуюся сферу науки, изучающей телевидение с позиций семиотической концепции, методологического изучения знаков и знаковых систем. Связывая эти явления, Фиске и Хартли пытались предположить, что телевидение не только разделяет некоторые свойства языка и, следовательно, поддается анализу с использованием тех же самых инструментов, что и письменные тексты, но и вообще достойно изучения, что глубокий анализ телевизионного зрелища оправдан и даже важен. Во вступительной главе они утверждают:
Мы попытаемся показать, каким образом телевизионное сообщение, как продолжение нашего разговорного языка, само подчиняется многим правилам, применимым к языку. Мы представим некоторые понятия, первоначально разработанные в лингвистике и семиотике, которые помогут нам успешно расшифровать последовательность закодированных знаков, из которых состоит любая телевизионная программа. Само средство одновременно привычно и занимательно, но это не должно заставить нас закрыть глаза на его оригинальность и своеобразие. Другими словами, мы не должны ошибочно принять устный материал за безграмотный[302].