Соль. У нас карантин по гриппу, никого не пускают. Каждый день звонит мама, голос у нее бодрый, она уже поговорила с врачом, все нормально. Юлька поссорилась с новым мужем и плачет в трубку. Свекровь при ней сказала, что жену он завел старую, а надо было подумать о собственных детях и что нечего время тратить на чужих неблагополучных подростков.
– Это она про Нюсю, ты знаешь, она ей сразу не понравилась…
Юлька всхлипывает. Муж, видимо, не промолчал, слово за слово. Устала, сколько можно.
– Юль, – осторожно перебиваю я. – я, наверное, замуж выхожу.
Она уже теперь не плачет, сестра, она смеется и обещает подарить на свадьбу беруши: жених – пианист. А потом спрашивает о своем:
– Нин, а если я ему рожу? Ведь я же не старая, Нин, скажи? Пусть трое, Нин, будешь мне помогать?
Беруши мне не нужны, я, наоборот, с удовольствием прислушиваюсь к новой музыке, звучащей внутри. Сейчас это уже размашистый Рахманинов на всю клавиатуру, торжественный Бах. Скоро доберусь до маршей.
Ля. Аркаша звонит каждый день, спрашивает, молчит и гневно дышит в трубку на мои объяснения про карантин: «Я к тебе прорвусь». «Прорывается» только дочь Тамары Ивановны, у нее в соседнем отделении работает лучшая подруга.
Дочь Ирина, Ирочка выглядит ослепительно. И так же ослепительно пахнет дорогими духами. Куда до ее нарядов моей Юльке, так любящей модные тряпочки и новую обувь! Как до звезды. Ирочка приходит каждый день к обеду, в небрежно накинутом на плечи белом халатике, в большом пакете у нее свернутая клубком молочно-белая норковая шубка. В другом пакете, поменьше, разные вкусности и разности. Курага в белом шоколаде, протертая паровая курочка и омлет в фирменных прозрачных емкостях с разноцветными герметичными крышками. Цветы маме на тумбочку и ваза к ним, специально. Упаковка заграничных влажных полотенец, отдающих мятой, чтобы мама помылась ими без душа. От этих полотенец на языке и в спертом воздухе палаты становится свежо и горчит. Ирочка тихо беседует с Тамарой Ивановной, крупные серьги из скрученных пучком золотых колечек ритмично покачиваются. Она уходит, оставив впечатление просмотренного только что фильма, сказки, фантазии, яркой чужой жизни не рядом, а где-то там, за экраном.
– Заботливая у вас дочка.
Мне не завидно, я за нее рада. Бедная Тамара Ивановна уже месяц по больницам, какие-то осложнения после удаления желчного пузыря, измучилась.
– Ой, она куда хочешь у меня пройдет. – Тамара Ивановна как-будто оправдывается и одновременно гордится. – Она у меня здесь многих знает, саму оперировали в этой больнице когда-то. Сердце. Такой врач у нас был замечательный, Игорь Ильич, теперь уже на пенсии, но не забывает, и меня вот сюда пристроил.
А тогда Ирочке всего семь лет было, давно, ей теперь сорок почти.
Сорок? Не выглядит. Даша бросила свои кнопки и тоже слушает.
– Тяжелая операция, да не одна. У нее порок был, от нас отказывались все, уже муж мой покойный хотел в Москву добиваться, а Игорь Ильич взялся. Хотя молодой был. Внимательный, все мне рассказывал, утешал, объяснял. Она тридцать суток в реанимации провела, он меня пускал, теперь уж понимаю, что умереть могла, вот и пускал мать…
Тамара Ивановна плачет, мы ее утешаем.
– Ну что это я, вон она выросла, выучилась, красавица, муж чудесный. Он у нее журналист, и она тоже пишет, весь мир объездили. В Москве теперь живут, Ирочка вот на два дома, то ко мне, то там, то в командировке с мужем. А тогда тяжелое время было, сколько мы мучились, ночей не спали обе. Спасибо, Игорь Ильич помогал, если что, можно было сразу к нему на консультацию подъехать. Он мне сразу после операции сказал: Тамара Ивановна, вы должны вашу дочку с детства приучать, что ей никогда нельзя активно заниматься спортом и никогда нельзя будет иметь детей, а остальное все наладится.
– И что? – Я замерла, Ирочка уже не кажется мне такой блестящей, запах ее духов в воздухе пропадает и меркнет. Си…
– Ну что, и плакали, и говорили, и всякое было. Но она всегда знала, что она жива, чудом жива, и будет долго жить и счастливо, если будет слушаться Игоря Ильича, все выполнять. Она очень у меня сильная девочка, столько пережила в детстве, бегать не могла, только на корточках сидела. А теперь куда ей бегать? Она очень дисциплинированно живет, диету соблюдает. И мужа приучила, он у нее полноватый, слушается. Легкую гимнастику только делает, везде на машине, ко мне вот примчалась, только я позвонила, что положили…