Он все более раздражался, все более мрачные предчувствия овладевали им. Он стоял как можно дальше от комиссара Пэмброука. Это Пэмброук, он точно знал, заправлял здесь всем.
— Мистер Джадд, психохимиотерапевт из «АГ Хемие», — сказал Уайлдер Пэмброук, — должен быть здесь с минуты на минуту. Так что, пожалуйста, потерпите еще совсем немного, мистер Конгросян.
Голос его был спокоен, но это совсем не успокаивало Конгросяна.
Имелась в нем определенная жесткость, непреклонность, что еще сильнее действовало Конгросяну на нервы.
— Это же совершенно невыносимо, — не унимался Конгросян, — вы сторожите меня, не спускаете с меня глаз, что бы я ни делал. Я просто не в состоянии терпеть, когда за мною следят. Неужели вы никак не можете уразуметь, что у меня самая настоящая паранойя во всем, что касается внешних ощущений?
В дверь комнаты постучались.
— Мистер Джадд к мистеру Конгросяну, — объявил служитель Белого Дома.
Пэмброук открыл дверь в комнату и пропустил в нее Меррилла Джадда, который деловой походкой прошел внутрь, держа в руке традиционный врачебный портфель, однако с фирменными наклейками.
— Мистер Конгросян? Рад встретиться наконец-то с вами лично.
— Здравствуйте, Джадд, — пробормотал Конгросян, не испытывая особой радости от того, что происходило.
— Я принес с собою кое-какие новые, еще экспериментальные препараты для вас, — произнес Джадд, открывая портфель и запуская туда руки. Имипрамин-глюкель — по две таблетки в день, каждая по пятьдесят миллиграммов. Вот, оранжевого цвета. А коричневые таблетки — это еще одно наше новое средства, метабиретинат оксид, сто миллиграммов в…
— Это яд, — перебил его Конгросян.
— Простите? — мгновенно насторожившись, Джадд приложил согнутую рупором кисть к уху.
— Я не стану ничего принимать. Это часть тщательно разработанного плана, имеющего конечной целью убить меня.
В этом у Конгросяна не было ни малейших сомнений. Он это понял, как только увидел в руках Джадда фирменный портфель «АГ Хемие».
— Отнюдь нет. Уверяю вас, — испугался Джадд, бросив злобный взгляд в сторону Пэмброука. — Мы пытаемся помочь вам. В этом заключается наша работа.
— Вот поэтому-то вы меня похитили? — спросил Конгросян.
— Я лично вас не похищал, — осторожно возразил Джадд. — А теперь, что касается…
— Вы все действуете заодно, — заявил Конгросян.
И у него было подходящее объяснение: его готовили к тому моменту, когда наступит нужное время. Призвав на помощь все свои психокинетические способности, он поднял обе руки и направил всю мощь своего внимания на психохимика Меррилла Джадда.
Психохимик поднялся над полом, завис, болтая ногами, в воздухе, все еще крепко сжимая в руках свой фирменный портфель «АГ Хемие». Разинув рот от изумления, выпучив глаза, он обалдело глядел на Конгросяна и Пэмброука.
Он попытался что-то сказать, и тогда Конгросян швырнул его об закрытую дверь комнаты. От удара дверь распахнулась, Джадд пролетел сквозь нее и исчез из вида. В комнате вместе с Конгросяном теперь оставались только Пэмброук и его люди из НП.
Прокашлявшись, Пэмброук сухо сказал:
— Нам, пожалуй следовало бы проверить, не получил ли он каких-либо тяжких телесных повреждений.
Уже шагая к двери, он добавил через плечо:
— Я посчитал, что «АГ Хемие» будет несколько этим огорчена. Мягко выражаясь.
— К черту «АГ Хемие»! — крикнул Конгросян ему вслед. — Мне нужен мой личный врач. Я не доверяю никому из тех, что вы сюда приводите. Откуда мне знать, в сомом ли деле он из «АГ Хемие»? Он, по всей вероятности, самозванец.
— В любом случае, — заметил Пэмброук, вам вряд ли теперь нужно о нем беспокоиться.
Он осторожно открыл дверь.
— Так он действительно из «АГ Хемие»? — спросил Конгросян, выходя вслед за ним в коридор.
— Вы сами говорили с ним по телефону, именно вы впутали его в эту историю.
Пэмброук казался сердитым и даже взволнованным, теперь, когда искал взглядом признаки Джадда в коридоре.
— Где он? — требовательным тоном спросил он. — Ради всего святого, скажите, что вы с ним сделали, Конгросян?
— Я задвинул его вниз по лестнице в подвал, в прачечную, — с явной неохотой ответил Конгросян. — И ничего с ним худого не случилось.
— Вам известно, что такое принцип фон Лессинджера? — глядя на него в упор, спросил Пэмброук.
— Разумеется.
— Как один из высших руководителей НП, — сказал Пэмброук, — я располагаю допуском к аппаратуре фон Лессинджера. Вам бы хотелось узнать, кто станет следующей жертвой вашего злоупотребления своими психокинетическими способностями?
— Нет, — ответил Конгросян.
— Знание этого даст вам определенное преимущество. Потому что вам, быть может, захочется сдержаться, чтобы потом не раскаиваться.
— Кто же это будет? — спросил тогда Конгросян.
— Николь, — произнес Пэмброук. — А теперь, если вы не возражаете, то скажите мне вот что. В связи с какими моральными или какими-либо другими соображениями вы воздерживаетесь от использования своих пси-способностей в политических целях?
— В политических целях? — эхом отозвался Конгросян.
Он никак не мог уразуметь, как это можно ими пользоваться в политических целях.
— Политика, — отметил Пэмброук, — позвольте вам напомнить, есть искусство заставлять других людей делать то, что вам хочется, и если необходимо, даже с применением силы. Ваше применение психокинеза только что было весьма необычным в своей направленности… но, тем, не менее, это было политической акцией.
— Я всегда чувствовал, что было бы неправильно прибегать к психокинезу по отношению к людям, — сказал Конгросян.
— Но теперь…
— Теперь, — сказал Конгросян, — положение изменилось. Я пленник, все объединились против меня. Вы тоже, например, против меня. Не исключено, что мне придется прибегнуть к своим способностям против вас.
— Пожалуйста, воздержитесь, — кисло улыбнувшись, предупредил Пэмброук. — Я всего-навсего платный служащий правительственного учреждения, выполняющий свои служебные обязанности.
— Вы куда больше, чем это, — возразил Конгросян. — Мне все-таки интересно узнать, каким образом я применю свои способности против Николь.
Он никак не мог себе представить, что способен так поступить — такой священный ужас она в него вселяла. Такой трепет он испытывал перед нею.
— Почему бы нам не подождать и не увидеть воочию? — спросил Пэмброук.
— Меня поражает, — сказал Конгросян, — что вам приходится пускаться во все тяготы, связанные с применением аппаратуры фон Лессинджера только для того, чтобы выяснить кое-что, касающееся моей скромной персоны. Ну какую я представляю из себя ценность — жалкий отщепенец, неспособный жить среди других людей! Каприз природы, которому лучше бы даже не родиться на свет.
— Это за вас говорит сейчас ваша болезнь, сказал Пэмброук. — И где-то в глубине своего сознания вы это прекрасно понимаете…
— Не вы должны признать, — не унимался Конгросян, — что это весьма странно пользоваться разработанной фон Лессинджером машинерией так, как, совершенно того не таясь, это делаете вы. Какова ваша цель?
Ваша настоящая, истинная цель, отметил он про себя.
— Моя задача — защитить Николь. И это не может быть иначе, как в самом скором будущем вы предпримете откровенные враждебные действия по отношению к ней.
— Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы лжете, — перебил его Конгросян. — Я никогда бы не сделал ничего подобного в отношении Николь.
Уайлдер Пэмброук поднял бровь. А затем отвернулся и нажал кнопку вызова лифта, чтобы начать спуск в подвал в поисках психохимика из «АГ Хемие».
— Что вы собираетесь делать? — спросил Конгросян.
Он всегда с очень большим недоверием относился к представителям НП, и эта его подозрительность еще больше усилилась после того, как полиция ворвалась на стоянку «Марсолетов Луни Люка» и схватила его. А этот человек вызывал у него особенную подозрительность и вселял враждебное к себе отношение.
— Я всего лишь выполняю возложенные на меня обязанности, — повторил Пэмброук.