— Ты доволен, сын? — спросил он.
— Да, — ответил Хью, — годы исследований не прошли даром.
— Как ты поступишь дальше? Расскажешь об этом Коллегии?
— Вряд ли. Хотя… — ученый задумался.
— Век технологий много чего изменил в сознании людей, почему бы тебе не стать частью эпохи, навсегда вписав в нее свое имя.
— А оно того стоит?
— А как ты сам считаешь?
— Я еще много не могу понять. Есть над чем подумать.
— Ну так думай. Чего зря терять время.
И Хью думал. Открытие уже сейчас лежало у него в руках. Но оно было подобно сырой глиняной посуде, вязкой, легко подверженной изменению. Нужно было обжечь ее, дав форме и структуре зафиксироваться в своем окончательном состоянии, чтобы уже точно быть уверенным в своем маленьком, но очень важном детище.
— Ты, наконец, доволен своим сыном? — спросил Хью, поглядывая на отца.
— Пока рано о чем-то говорить. Гордость — это избыток процесса. Ты обязан сам себе дать ответ на этот вопрос. От того, что я скажу «да» или «нет» ничего не изменится. Ты сам куешь свое счастье. Жизнь не просто полоса хвальбы и упреков — это ответственность в первую очередь перед собой. Сказать себе «я доволен» и уйти на покой — удел дураков дурак, бесконечное стремление к достижениям — вот путь настоящего ученого. Амбиции не грех, а привилегия истинных людей этого мира. Амбиции двигают мир, двигают прогресс. Я никогда не был доволен собой, поэтому стал богатейшим человеком своей страны. Ты должен мне лишь одну вещь: стать таким же как и я. Ты ведь хотел быть таким, а?
Хью на секунду замолчал.
— А жду.
— Нет, — ответил Хью. — Как можно желать стать таким же как и ты. Ты ненавидел меня, ненавидел и презирал мать и всячески указывал ей об этом. Тиран.
Отец рассмеялся.
— Ты так и остался мальчишкой. Тем самым, что безропотно принимал мои упреки. Жаль, конечно, что у тебя не было времени понять, что сталь становится прочной только в огне. Только критические условия способны сделать нас прочными, как камень. Ты слишком податлив и это очень плохо. Люди могут воспользоваться этим ради своей выгоды.
— О чем ты?
— Та женщина, что была с тобой в машине в момент катастрофы.
— Лена? А что с ней не так.
— Да брось. — Отец подошел к своему сыну. — Ты воспользовался ею, когда тебе было плохо. Ты видел и знал, что она лишь повод уйти от проблем, удачная попытка решить собственные заботы путем погружения в другую реальность, в другой быт. Она обижена на тебя, ведь ее собственные надежды разбились о холодный расчет амбициозного ученого, который ни секунды не желал быть с ней. Теперь она готова на все, чтобы отомстить тебе.
— Ты говоришь глупости, тебя ведь рядом не было.
— Не будь дураком, Хью, я всегда был рядом с тобой. Всегда, с того самого момента как я покинул бренное тело. Здесь, — он ткнул пальцем в высокий лоб ученого, — мы всегда были вместе. Я знаю твои мысли, знаю о чем ты размышляешь. Она жаждет мести, ищет время и повод, чтобы отыграть на тебе. Будь осторожен со своими изысканиями — ими могут воспользоваться другие. И в конце концов — тебе ли не знать, что такое тщеславие. Ты станешь великим первопроходцем, заявившим на весь мир об открытии века. А что будет, когда силы и время, потраченные на поиски пойдут коту под хвост, если эта проходимка заявит права на все твои наработки.
— Ты манипулируешь мной. Лена никогда себе такого не позволит.
Старик улыбнулся и вышел с балкона в комнату. Хью несколько секунд стоял у дверей и только собравшись с силами, последовал за отцом. Внутри его не оказалось. Он испарился, так, будто бы и не было его здесь.
Страх стал набирать силу и ученый подошел к своему рабочему столу. Бумаги все так же лежали на нем. Слегка небрежно разбросанные, стопка бумаг с расчетами и пометками лежала перед его глазами. Свернув их в небольшой пакет, он спрятал их в сейфе, после чего упал на кровать. Сил почти не осталось. Хотелось спать. Закрыв глаза, он дал Морфею взять власть в свои руки, погрузившись в глубокий сон, где ему стало намного спокойней.
Там, по другую сторону реальности, его окружали хариты. Богини радости и веселья кружили вокруг него в цветущем саду, где никогда не стихает девичий смех и всюду царит радость.