К слову, сказать, что китайский район был чем-то опасным нельзя. Дисциплинированность и подчинение общему делу, как у муравьев, была в крови у азиатов, и если они чего-то хотели, то всегда делали это вместе, строго следуя указаниям председателя компартии. Единственное, что так или иначе вызывало возмущение местных — это грязь. Она была повсюду. И отличительным признаком посещения этого места была вонь и мусор, расползавшиеся в разные стороны словно живые существа. Горы мусора вывозились почти еженедельно, о чем трубили почти все неравнодушные люди. Но, как это часто бывает, все обращения тонули в бюрократических кабинетах, засыпаемые горами отписок или просто игнорируясь.
Сейчас же здесь было тихо. Но Хью понимал, что едва солнце зайдет горизонт и китайский район начнет жить другой, кардинально отличающейся от обыденности жизнью. Ночная торговля, часто граничащая с «незаконкой», была чуть ли не единственным способом получить что-то по-настоящему редкое и ценное, что нельзя было купить легально, либо стоило не в сравнение дороже своей китайской копии. Здесь-то ученый и хотел поговорить с Леной, попутно прицениваясь к одной очень нужной вещичке, которая должна была стать завершающим штрихом перед публичным заявлением об открытии.
— На Ленина пробка. Еле добралась.
Хью посмотрел на часы — она опоздала, хотя и не так чтобы сильно.
— Что будете? — спросил услужливый китаец, говоря с очень характерным акцентом.
— Дим сам, — коротко ответила женщина, чем вызывала восторг у продавца. Это было его фирменное блюдо, которое тот готовил лучше любого из местных.
Отступив назад, он ушел на кухню, что дало Хью возможность начать разговор издалека.
— Извини, что я вытащил тебя в такое время.
— Ничего, — женщина достала сигарету и закурила. — Ты сказал, что разговор очень важный.
— Да. — Хью колебался. — Дело вот в чем. Я кое-что нашел.
— Нашел?
— Я видел все это. Я смог заставить свою память материализовать воспоминания.
Женщина улыбнулась.
— Опять ты за свое.
— Ты не веришь мне?
— Хью… наверное, надо было тебе рассказать все раньше, но раз уж ты первый начал этот разговор, то вот кое-что. Сегодня днем Коллегия инициировала совещание, где поднимала тему исследований профессора Иванова. Старик сошел с ума и попыталась возобновить старые изыскания, чем вызвал такой шквал критики, что таким подавленным я его еще никогда не видела. Его буквально стерли в порошок. Не понимаю, зачем он это сделал, что им двигало, но на ежемесячном выступлении он был полон уверенности, что большая часть ученых мужей поддержит его, хотя бы из числа тех, кто когда-то работал с ним над этим проектом. Но цимес в том, что из более трехсот человек его никто не поддержал.
— Я об этом ничего не знал.
— А что тут удивительного? Тебя тоже там считают не совсем нормальным, а с тех пор, как профессор стал все чаще заглядывать к тебе, то и вовсе сочли соучастником.
Потом женщина повернулась к Хью лицом.
— К тебе могут заявиться в любой момент, Хью. Подумай над этим. Тебя упекут в психиатрическую лечебницу, где ты и закончишь свои дни. Я читала архивные данные Коллегии, куда мне дали доступ всего пару недель назад. Видела рассекреченные документы. Это все чушь, Хьюго. Память нельзя материализовать. Бред людей, участвовавших в этих экспериментах был обусловлены воздействием наркотических веществ на их рассудок, заставлявший верить, именно что верить в то, что он видел перед собой. В реальности же ничего не происходило. Все подтверждено, доказано целой армией ученых, военных медэкспертов, психологов, зафиксировано видео и аудиоаппаратурой. Прости, Хью, но ты уже долго идешь в неверном направлении.
— Но я могу это доказать! — чуть ли не возопил Хью. — У меня есть расчеты, есть данные, все записано.
— Записано? Где?
И тут Хью замолчал, вспомнив слова своего отца.
— Ты можешь мне показать? — продолжила женщина, внимательно смотря на ученого.
— Я… не знаю. Пока что… Черт, наверное, мне стоит с этим повременить.
Елена довольно улыбнулась.
— Ты славный парень, Хью, но тебе стоит забыть об этом. Все эти метаморфозы не более чем результат помутненного рассудка. Профессор уже пострадал и дальше будет только хуже.