Влетев в квартиру, он упал на пол, тяжело дыша и держась за сердце. Потом пополз в сторону стола — там таблетки, поднялся на кресло и проглотил столько, сколько вмещалось в его ладони.
Успокаивается.
— Ну наконец, проходит.
Голос исчез, внутри появилось спокойствие. Он боялся глядеть в зеркало напротив, чтобы в очередной раз не увидеть ЕГО. Потом, когда силы начали возвращаться к нему, направился к сейфу, открыв которой, достал все имевшиеся там документы.
Это было его проклятие и счастье одновременно. Сколько еще должно было произойти ужасов в его жизни, чтобы он решился уничтожить или опубликовать эти записи. Вернулся за стол, рассыпал эти бумаги по всей поверхности и несколько минут молча смотрел на исписанные неразборчивым почерком бумаги, пока не заснул, уставший и измученный этой ночью, пока спустя час в дверь не постучали.
Он проснулся, не веря, что слышит топот армейских сапог у себя за дверью. Прислушался — все верно! Это были они.
— Хьюго! — кричал кто-то прокуренным голосом. — Открывай дверь или мы будем вынуждены выломать ее.
Спохватившись, он стал сгребать все бумаги в кучу, сминая и разрывая хрупкие отчеты своими толстыми пальцами. Потом помчался в прихожую, где топот и крики стали слишком очевидными, чтобы это казалось лишь сном.
— Вот и все, сын мой.
Хью резко развернулся и увидел у балкона отца. Он стоял спиной к нему и курил, пуская сероватый дым прямо в небо. — Как и должно было произойти.
— Ты… не существуешь! — кричал Хью.
— Правда? А это что?
Он поднял свободной рукой кругленькое матушкино зеркальце, где в отражении Хью увидел своего отца.
— Нет-нет-нет, этого не может быть.
— Наверное, — начал отец, — мне стоит сказать тебе это, пока все не закончилось. — Я горжусь тобой, сын. Правда, горжусь твоими достижениями. Ты смог осуществить все, что хотел. Ты добился успехов там, где другие оказались бессильны. Ты молодец. Ты достоин носить нашу фамилию.
Отец развернулся, подошел к обезумевшему ученому и обнял. По-настоящему, по-отцовски. Хью чувствовал запах табака, въевшийся в волосы, в кожу его отца, чувствовал как поднималась его грудь, когда тот дышал.
— Все реально, — говорил он, — и этого добился именно ты.
Потом послышался удар в дверь. Били чем-то очень тяжелым.
— Выноси дверь! — орал командир спецподразделения.
— Хью!
Теперь прозвучал женский голос.
— Это Лена. Послушай меня, Хью. Открой дверь. Не делай глупостей. Я смогу убедить Коллегию, что ты ни в чем не виноват. Они восстановят тебя.
Хью испугался и попятился назад к балкону. Отец отпустил его, отойдя в сторону.
— Хью, только не сопротивляйся. Они знают обо всем. Профессор им все рассказал. Тебе некуда бежать!
— Они хотят присвоить тебе твои достижения, сынок. Неужели ты им позволишь это?
Хью прижал к груди собранные бумаги, отступал назад все сильнее и сильнее, пока спину не уперлась в перила балкона, где чуть дальше была уже пропасть.
— Я горжусь тобой, сынок. Ты все сделал правильно. Ты — мой любимый сын.
Снова удар в дверь. Крепления едва держались и были готовы разломаться в любую секунду.
— Хью, умоляю тебя, не делай глупостей!
Потом дверь рухнула, разлетевшись вдребезги. В комнату хлынула группа захвата и бойцы «Альфы», черные, как стая воронов, стали наполнять пустующее пространство.
— Я горжусь тобой, Хью.
Потом выстрелы. Много выстрелов. Тело ученого затряслось и критически накренилось назад. Руки, словно крылья раскинулись в стороны, после чего он полетел вниз, окутанный белым облаком бумаг. Перед глазами все поплыло. Фрагменты всей его жизни понеслись стройным рядом, сдуваемые холодным ветром ночного города. Время замерло. Звезды. Ночь. Горевшие окна многоэтажки сопровождали его до самого конца, где земля приняла своего скитальца. Он не чувствовал боли, не слышал как ломались кости, видел лишь кровь, растекавшуюся во все стороны, когда дежурившие внизу у подъезда милиционеры окружали умиравшего ученого. И среди них, чуть дальше в сторону, он увидел того, чьей встречи было не избежать даже в такой момент. От него веяло леденящим холодом. Крылья аккуратно сложены за спиной и взгляд, почти как отца, такой же ледяной и циничный. Бесчувственный голос встретил его в самом конце, заявив, что он пришел на назначенную Никтой встречу.
— У тебя еще есть время сказать мне все, что ты хочешь.
— Он правда гордится мной? — просипел Хью.
— Да. Он гордится.
Хью заплакал. Теперь не было смысла держать себя. Плакал как и тогда в детстве, когда закрывшись у себя в комнате давал волю своим чувствам.