— Примерно то же самое, что у вас со мной. У меня с ним нет будущего. Наверное, он слишком для меня хорош.
— Это как прикажешь понимать? Что ты для меня слишком хороша или наоборот? — попытался пошутить Лощинин.
— Он такой же, как я, только старше, умнее. Он знает, чего я хочу, и старается мне угодить. С ним — удобно.
— Вот и прекрасно. Выходи за него замуж и переезжай в Питер.
— Мне с ним не только удобно, но и скучно. Когда меня не будет рядом, у него будут другие женщины. А когда его не будет рядом, у меня будут другие мужчины. И это — тоже скучно.
— А я?
— А ты… кипятишь мне кровь, — Анна встала, обошла стол и села профессору на колени. — Я никогда не знаю, что ты мне скажешь дальше, как ты поступишь. Тебя я люблю, а его — нет. Да и Андрей не любит меня. Хотя мы говорим с ним все нужные слова, но оба в них не верим. Так что ты прав, сейчас на дворе другая эпоха.
Их вечер продолжался, постепенно переходя в ночь. Анна тихо порадовалась, надевая свой халатик. Похвалила она себя и за то, что купила литровую бутылку коньяка, а не пол-литровую. Лощинин продолжал потихоньку пить, перемежая коньяк и кофе, и их странный разговор всё продолжался и продолжался. Нервы Анны были напряжены, и ей тоже требовался коньяк. Ей, как и большинству людей, ведущих здоровый образ жизни, казалось, что она только слегка под хмельком и что коньяк её бодрит. Она пила наравне с профессором.
— Помнишь, ты говорил, что сейчас время действий? — спросила профессора Анна, лаская лощининскую шевелюру, касаясь его лба и щёк. — Я звала Белкина на Новый год кататься на лыжах в Шерегеш. Потом приглашала его к себе на защиту. Он не приехал. Понимаешь?
— Понимаю.
— Я люблю тебя. А ты меня любишь?
— Да.
— Больше жизни?
— О да. Значительно больше.
— Тогда давай жить вместе. — Анна отхлебнула довольно большой глоток коньяка. — Переезжай ко мне. У меня там сосны. и небо. Высокое небо в соснах. А тут оно низкое — и всё в проводах.
— Не могу. Там Лёша Шведов и моя официальная жена.
— Тогда я перееду к тебе. Сюда. Ты же меня не прогонишь?
— Не прогоню. Только эта комната не моя. И это — не мой дом. Может, подождёшь чуть-чуть?
— Чего? Ты того и гляди помрёшь скоро. Так Татарников сказал.
— Что за мысли… вроде бы у тебя не было причин жаловаться на моё здоровье этой ночью.
— Или я влюблюсь в кого-нибудь. Тебя ведь можно возненавидеть. Ты это знаешь?
— Знаю.
— У тебя другой такой не будет.
— Это уж точно.
Анна заснула. Усталость наконец взяла своё. Лощинин погасил настольную лампу, служившую им вместо ночника, убрал со стола, почистил зубы и долго сидел, глядя на девушку, спавшую в его постели. Потом убрал коньяк в шкаф, прилёг с краю, попробовал обнять Анну, но под его пальцы попала молодая упругая грудь, и он отдёрнул руку, будто обжёгся. «Так не пойдёт», — решил он про себя, достал запасной комплект белья, приспособил свою куртку вместо подушки и улёгся рядом с тесным диваном. И всё равно ещё долго лежал без сна. Видимо, профессор выпил слишком много кофе.
На следующий день Лощинин провёл очередные пары и успел на Миллионную как раз тогда, когда Анна уже собралась уходить из гостиницы. Когда бывшая аспирантка увидела профессора, на её глаза навернулись слёзы.
— Я всегда хотела, чтобы ты встречал и провожал меня.
— Наконец у меня это получилось, — улыбнулся Лощинин.
— Слишком поздно. Сейчас не нужно, иначе я буду плакать, а я не хочу, чтобы ты запомнил меня такой.
— Хорошо.
— Я там тебе кое-что оставила, у тебя в комнате. Под бутылкой коньяка, в книжном шкафу.
— Хорошо, — продолжал тупить Лощинин.
— Теперь я тебе ничего не должна. Поцелуй меня. Уже поздно, такси ждёт.
И он наконец поцеловал Анну. Это был долгий, страстный поцелуй. И ещё это был первый раз, как потом вспоминал Лощинин, когда он наконец по-настоящему поцеловал Анну на публике.
У себя в комнате он нашёл конверт с деньгами. «Ещё и альфонсом сделала», — уныло подумал Лощинин. Он налил себе сто пятьдесят коньяку в стакан — бокалов-тюльпанов у него не было, взял оставшиеся конфеты и включил телевизор. «А вот теперь хорошо бы умереть», — мелькнула мысль. Он выпил стакан залпом, закусил конфетами, посмотрел на экран, дожидаясь, пока придёт опьянение, потом выключил телевизор, быстро разделся и лёг в постель. Подушка пахла духами Анны — почувствовал, проваливаясь в сон, профессор. Он заплакал от жалости к себе и заснул.