Он отворил дверь, и Сьюпеб осторожно перешагнул порог.
– Разумеется, я почти всегда готов обеспокоиться по тому или иному поводу. Такая у меня работа. Как и ваша, она включает в себя необходимость не позволять себе эмоциональное вовлечение в дело, над которым мы работаем.
Он улыбнулся, но доктор Сьюпеб воздержался от ответной улыбки.
«Он сейчас слишком напряжен, чтобы улыбаться», – отметил про себя Пэмброук.
Такая реакция Сьюпеба вполне соответствовала краткому описанию его характера, которое содержалось в досье.
Они осторожно сели друг напротив друга.
– С вами хочет проконсультироваться один человек, – сказал Пэмброук. – Он не далек от того, чтобы стать вашим постоянным пациентом. Вы понимаете? Потому-то мы и хотим вернуть вас в ваш кабинет, мы хотим, чтобы кабинет был открыт, чтобы вы могли принять этого человека и провести курс лечения.
– Я… понимаю, – кивнул доктор Сьюпеб.
– Что касается остальных ваших пациентов, то их судьба совершенно нас не интересует. Станет ли им хуже, или они вылечатся, оплачивают ли они ваше благосостояние или уклоняются от платы за лечение – нам абсолютно безразлично. Нас интересует только этот отдельный человек.
– А после того как он выздоровеет, вы снова меня прикроете? – спросил Сьюпеб. – Подобно всем прочим психоаналитикам?
– Вот тогда и поговорим об этом. А не сейчас.
– И кто же он, этот человек?
– Этого я вам сообщать не намерен.
Наступило молчание.
– Насколько я понимаю, – сказал, подумав, доктор Сьюпеб, – вы использовали аппарат фон Лессингера. Вы переместились во времени и выяснили, каков будет результат лечения. Так?
– Так, – ответил Пэмброук.
– Значит, вы уверены во мне. Я сумею вылечить этого человека.
– Вовсе нет, – сказал Пэмброук. – Наоборот, вам не удастся ему помочь. Но именно поэтому вы нам и понадобились. Если он пройдет курс лечения с помощью химиотерапии, его душевное равновесие восстановится. А для нас чрезвычайно важно, чтобы он и дальше оставался больным. Теперь вы понимаете, доктор, что нам чрезвычайно необходимо существование хотя бы одного шарлатана, то есть практикующего психоаналитика. – Пэмброук еще раз тщательно раскурил сигару. – Поэтому наша первая инструкция вам такова: не отвергайте никого из новых пациентов. Понимаете? Какими бы безумными – или, скорее, какими бы здоровыми – они вам ни показались.
Он улыбнулся. Его забавляло чувство дискомфорта, которое продолжал испытывать психоаналитик.
2
Огромный коммунальный жилой комплекс «Авраам Линкольн» был залит светом. Поскольку был канун Дня поминовения, всем шести сотням жильцов в соответствии с уставом полагалось собраться внизу, в зале для общих собраний, разместившемся в подвальном помещении здания.
Мужчины, женщины и дети проходили в зал. В дверях, напустив на себя вид солидного правительственного чиновника, их встречал Винс Страйкрок. С помощью нового индификат-сканера он проверял документы, удостоверяясь в том, что сюда не проник посторонний из другого муниципального дома. Жильцы добродушно подчинялись, и процедура шла быстро, почти не отнимая времени.
– Эй, Винс, – спросил старик Джо Пард, – насколько нас задержит твоя автоматика?
Джо был старейшим по возрасту жильцом дома: он въехал сюда с женой еще в мае 1992 года, когда началось заселение только что построенного здания. Жена его уже умерла, дети повырастали, обзавелись семьями и разлетелись кто куда, но Джо остался здесь.
– Совсем ненадолго, – спокойно сказал Винс, – зато не будет ошибок. Автоматику не обманешь.
До сих пор, выполняя обязанности вахтера, он пропускал входящих, полагаясь в основном на свою память. И именно поэтому как-то пропустил парочку хулиганов из «Поместья Робин-Хилл», и эти скоты едва ли не сорвали своими выходками все собрание. Больше такое повториться не должно: Винс Страйкрок поклялся в этом и себе, и соседям по дому. И изо всех сил стремился исполнить свою клятву.
Тут же находилась миссис Уэллс. Раздавая копии повестки дня, она неизменно улыбалась и говорила нараспев:
– Пункт «три а», где речь должна идти об ассигнованиях на ремонт крыши, перенесен в следующий пункт «четыре а». Пожалуйста, обратите на это внимание.
Получив у нее повестку дня, жильцы делились на два потока, направлявшиеся в противоположные концы зала: либеральная фракция дома занимала места справа, консерваторы – слева. Каждая из фракций делала вид, что другой вообще не существует. Немногие же независимые – жильцы, совсем недавно поселившиеся в доме, или просто одинокие придурки – устраивались в конце зала, застенчивые и молчаливые, в то время как остальная часть помещения просто гудела от множества проходивших одновременно микросовещаний.