Усевшись, он закрыл глаза, не в силах смотреть на сцену. Жаль, что нельзя было заткнуть уши…
«Они никогда ничего не добьются, – подумал он. – Им надо смириться с этим. И им, и их честолюбивым родителям. Нет никаких особенных талантов ни у них, ни у других жителей дома… Нашему дому нечего добавить в культуру СШЕА, сколько бы мы ни проливали пота и как бы ни стремились изменить такую ситуацию».
Безнадежность положения девчонок Фетерсмоллер заставила его еще раз вспомнить о тестовых бумагах, которые, трясясь и бледнея лицом, всучил ему рано утром Иан Дункан. Если Дункан потерпит неудачу, ему будет куда хуже, чем даже этим девчонкам Фетерсмоллер. Не жить ему тогда в «Аврааме Линкольне», он выпадет из поля зрения – во всяком случае, из их поля зрения – и вернется к своему прежнему презираемому статусу. Он наверняка, если только не откроются вдруг у него какие-то особые способности, снова окажется в общежитии и будет заниматься тяжелым физическим трудом, как довелось всем это делать в юные годы.
Безусловно, ему вернут сумму, которую он успел выплатить за свою квартиру, – это была немалая сумма, представляющая собой главное капиталовложение человека за всю его жизнь. Отчасти Стоун даже завидовал Дункану.
«Что бы предпринял я, – спрашивал он самого себя, сидя с закрытыми глазами, – если бы мне сейчас возвратили активы? Ведь там набежало уже очень и очень изрядно… Возможно, я бы эмигрировал. Приобрел бы один из этих дешевых драндулетов, которыми незаконно торгуют на распродажах, где… »
Грянувшие аплодисменты вернули его к действительности. Девочки закончили выступление, и Стоун тоже захлопал в ладоши. Тишман взмахами рук принялся утихомиривать зал.
– О’кей, народ! Я знаю, что вы насладились увиденным, но сегодня вечером у нас есть и другие выступления. Да плюс официальная часть нашего собрания. Не стоит забывать об этом. – Он улыбнулся.
«Да, – подумал Стоун, – дела-делишки». И почувствовал себя очень и очень неуютно, поскольку считался в «Аврааме Линкольне» одним из самых главных радикалов, тех, кто хотел закрыть принадлежавшую комплексу среднюю школу и отправить своих детей в муниципальную, где их способности можно было сравнить со способностями детей из других комплексов.
Это была идея, вызвавшая особое противодействие. Тем не менее за последние несколько недель она получила весьма ощутимую поддержку. Вероятно, причиной стало осознание, что для всех наступают необычные времена. В любом случае осуществление этого предложения обернется расширением кругозора детских умов! Дети «Авраама Линкольна» обнаружат, что люди из других жилых комплексов ничем не отличаются от них. Будут сломаны барьеры, разделяющие обитателей разных зданий, и возникнет новое взаимопонимание между людьми…
По крайней мере такие идеи владели Стоуном. Однако консерваторы вовсе не считали это предложение своевременным. По их мнению, начинать такое смешение было слишком рано. Между детьми вспыхнут драки, ведь дети есть дети, они обязательно начнут доказывать друг другу, что именно их жилой комплекс выше и престижнее. Рано или поздно, разумеется, придется пойти на такой шаг, но не сейчас, не так скоро.
Оставаясь этим вечером в своей квартире, мистер Иан Дункан рисковал подвергнуться суровому штрафу. Тем не менее он решил пропустить собрание, поскольку собирался заняться изучением официальных правительственных документов, касавшихся политической истории Соединенных Штатов Европы и Америки. Он был слабоват в этом вопросе и прекрасно понимал это; он с трудом постигал экономические факторы развития государства, не говоря уже о религиозно-политических идеологиях, что зародились и исчезли еще в двадцатом столетии, но обусловили возникновение нынешней ситуации в стране. Это касалось, например, создания демократическо-республиканской партии. Раньше существовали две партии (или даже три?), которые погрязли в расточительной борьбе за власть точно так же, как это делают сейчас отдельные жилые комплексы. Эти две (или три?) партии слились около 1985 года, как раз перед тем, как в СШЕА вступила Германия. И теперь существовала только одна партия, которая управляла устойчивым и мирным обществом, и каждый, согласно закону, был членом этого общества. Любой гражданин должен выполнять свои обязанности, посещать собрания и каждые четыре года участвовать в выборах нового Дер Альте – человека, который, как полагали, больше всего понравится Николь.
Было очень приятно сознавать, что они – народ – обладают властью решать, кто станет мужем Николь на очередные четыре года; в определенном смысле это давало избирателям наивысшую власть, власть даже над самой Николь. Взять, к примеру, хотя бы последнего ее мужа, Рудольфа Кальбфляйша. Отношения между этим Дер Альте и Первой Леди были весьма прохладными, указывая на то, что она была не очень-то довольна этим последним выбором своего народа. Но, разумеется, будучи настоящей леди, она никогда этого не показывала в открытую.