Гадальщик — это рационально мыслящая личность. Однако посылки, из которых он выводит следствия, могут быть вовсе не рациональными. Он отнюдь не стремится «выйти за пределы» своих верований в сверхъестественные существа и силы. Вот почему гадательные предметы лучше квалифицировать как символы, чем как знаки, хотя они и обладают некоторыми свойствами последних. То, что для гадальщика — самоочевидная истина, социальные антропологи и глубинные психологи попытаются свести к рациональным понятиям. Ученые, по крайней мере в своей профессиональной роли, не допускают, что духи и ведуны действительно существуют. Для большинства из них эти существа — сами по себе «символы» эндопсихических или социальных тенденций и сил, открытие которых ученые ставят своей задачей.
Некоторые различия могут быть установлены между гадательной символикой и символикой ритуалов жизненных переломов и бедствия. В первой гораздо более проявлен познавательный аспект, во второй явно доминантным выступает оректический (возбуждающий) аспект, связанный с чувствами и желаниями. Гадальщик, исходя из своих посылок — разделяемых теми, кто с ним консультируется, — пытается осознать и раскрыть тайные, даже бессознательные мотивы и цели людей, действующих в определенной ситуации нарушения социального порядка. В публичном ритуале ндембу о символах можно сказать, что они стимулируют эмоции. У обоих видов символов есть множество значений, однако в собственно ритуальных символах те significata, которые представляют эмоционально нагруженные явления и процессы, такие, как кровь, молоко, семя и фекалии, смешаны и сконденсированы с significata, представляющими аспекты социальных добродетелей — матрилинейности, брака, вождества и т. д. — или таких достоинств, как щедрость, почитание предков, уважение к старшим, мужественная прямота и т. п. Эмоциональные, главным образом физиологические, референты могут передать свои качества этическим и нормативным референтам, добиваясь того, что более всего желательно. Кажется, что они, как писал Сэпир, «пускают корни в бессознательное» и, я бы добавил, выносят наверх живительные соки, передавая их сознанию.
Однако семантическая структура гадательных символов показывает, что смыслы, которыми обладает символ, не столько «смешиваются», сколько резко различаются. Их семантическая структура имеет «хрупкую сегментацию». Я имею в виду, что гадательный символ обладает серией смыслов, лишь один из которых релевантен в данный момент, т. е. в момент осмотра конфигурации символов. Ощущается, что важный символ в ритуале бедствия или жизненных переломов представляет сразу много вещей; все его смыслы присутствуют одновременно. Гадательные символы могут, стало быть, называться «аналитическими», а ритуальные символы — «синтетическими». Первые используются для различения вещей, смешавшихся и неясных; последние представляют смешение многих по очевидности диспаратных вещей. Хрупкая сегментация гадательных символов может существовать из-за того, что одни и те же символы используются в серии дознаний, каждое из которых имеет собственную специфическую цель, например вскрытие взаимоотношений между ведуном и жертвой, или установление мотива околдовывания, или точное определение способа поражения тенью и т. п. Значение каждого отдельного символа подчинено значению конфигурации символов, а каждая конфигурация — средство достижения ясно очерченного и осознанного финала. Система значений собственно ритуального символа вытекает из неких глубоких и универсальных человеческих нужд и побуждений и в то же время из универсальной человеческой нормы, контролирующей эти побуждения. С другой стороны, гадательный символ помогает гадальщику решить, что верно и что неверно, установить невиновность или вину в ситуациях несчастья и прописать широко известные средства лечения. Его роль — где-то между ролями судьи и ритуального эксперта. Однако, в то время как судья доискивается сознательных мотивов, гадальщик зачастую пытается обнаружить бессознательные импульсы антисоциального поведения. Для этого он столько же пользуется интуицией, сколько разумом. Он «нащупывает» стрессы и болевые точки в отношениях, используя свои конфигурации символических предметов, помогающие ему сосредоточиться на выяснении трудностей в конфигурациях реальных людей и отношений. Как он, так и эти люди руководствуются аксиоматическими нормами общества ндембу. Таким образом, символы, которыми он пользуется, — не просто экономные средства для целей референции, т. е. «знаки», но они обладают также определенными «подсознательными» качествами собственно ритуальных символов. С их помощью он может сказать, например, что тень «навлекла болезнь на свою внучку, поскольку люди такой-то деревни плохо живут друг с другом», или что «человек убил своего брата посредством колдовства, так-как хотел стать главой семьи». С их помощью он может предписать меры лечебного ритуала. Однако он не может поставить эмпирическим причинам социального «раздора»5 иной диагноз, кроме болезни или смерти. Сознательные знания и контроль гадальщика ограничены супрасознательными социальными и нравственными силами, а также бессознательными биофизическими силами. И тем не менее гадательные символы столько же близки к «знакам», сколько к юнговским «символам», чреватым неизвестным значением.
Гадание как фаза в социальном процессе
Гадание — это фаза в социальном процессе, которая начинается смертью или болезнью человека, или нарушениями в воспроизводящей сфере, или же неудачей на охоте. Неофициальное или официальное обсуждение в среде родственников или в локальной группе жертвы приводит к решению проконсультироваться с гадальщиком. Такая консультация, или сеанс, на котором присутствуют родственники жертвы и/или соседи, — центральный эпизод. За ним следует лечебное действие согласно вердикту гадальщика, которое может состоять из уничтожения или изгнания колдуна/ведуна, или из исполнения культовыми специалистами ритуала для умилостивления или экзорцизма особых проявлений тени, или из применения знахарем или лекарем снадобий по предписанию гадальщика.
Смерть, болезнь и неудача обычно приписываются напряженностям, возникающим в локальных родственных группах и выражающимся либо в личной злобе, подкрепленной мистической силой колдовства или ведовства, либо в верованиях в карательные действия духов предков. Гадальщик пытается вытянуть из своих клиентов ответы, которые предоставили бы ему ключи к текущим напряженностям в их родственных группах. Таким образом, гадание становится формой социального анализа, в ходе которого скрытые конфликты проявляются так, что их можно преодолеть посредством традиционных и институционализированных процедур. В свете этой функции гадания как механизма социального восстановления следует рассматривать и символику гадания, и социальную композицию его консультативных собраний, и процедуры его дознаний.
Мы всегда должны помнить, что стандарты, с которыми соотносятся социальная гармония и дисгармония, принадлежат культуре ндембу, а не западным общественным наукам. Они принадлежат обществу, которое, обладая лишь рудиментарной техникой и ограниченными эмпирическими знаниями и возможностями, соответственно обладает низким уровнем контроля над материальной средой. Это общество, в высшей степени уязвимое для стихийных бедствий — болезней, детской смертности и периодического голода. Кроме того, его этическими критериями являются критерии общины, состоящей из небольших групп близких родственников, объединенных общим местом жительства. Поскольку родство обязывает к совместному проживанию и предоставляет права передачи должности и наследования имущества, то основные проблемы общества ндембу заключаются в поддержании добрых отношений между родственниками и в сглаживании конкуренции и соперничества между ними. Кроме того, поскольку люди несовместимых характеров и темпераментов зачастую обречены на ежедневное общение нормами родства, обязывающими их уважать и поддерживать друг друга, то развивающейся между ними враждебности запрещено прямое выражение. Затаенная злоба (yitela), по убеждению ндембу, разгорается и растет. В понятии культуры ндембу эта злоба ассоциируется с мистической силой колдовства/ведовства.