Интересно отметить, что нарушениями воспроизводящей сферы, ведущими к временному бесплодию, женщин наказывают тени их прямых матрилинейных родственниц — матерей или матерей их матерей. Большинство из этих жертв живут со своими мужьями, когда гадание устанавливает, что они «пойманы» на бесплодии их матрилинейными тенями. Ндембу обычно говорят, что женщины пойманы, так как «забыли» о тех тенях, которые являются не только их прямыми предками, но и непосредственными прародителями их родственников по материнской линии, составляющих ядро населения деревень, чужих для мужей этих женщин. Одной из социальных функций исцеляющих ритуалов является «принуждение вспомнить» об этих тенях, выступающих как структурные узлы матрилинейности, определяющей местожительство; бесплодие, навлеченное тенями, считается временным и устраняется исполнением соответствующих ритуалов. Как только женщина вспоминает о тени, навлекшей на нее болезнь, а стало быть, и о своих первостепенных обязанностях перед родственниками по материнской линии, запрет на ее плодородие снимается; она может продолжать жить с мужем, однако теперь она должна очень обостренно сознавать то, в чем заключается основной долг ее и ее детей. Кризис, вызванный противоречием между нормами, разрешается посредством ритуалов, богатых символикой и чреватых смыслом.
Исома, как и другие женские культы, имеет диахронический профиль, или процессуальную форму. В каждом из этих культов женщина страдает от гинекологических расстройств; тогда ее муж или родственник по женской линии обращается к гадальщику, и тот устанавливает точно вид болезни, которую навлекла на женщину тень, «вышедшая, — как говорят ндембу, — из могилы, чтобы поймать ее». В зависимости от вида болезни муж или родственник приглашает лекаря (chimbuki), который «знает снадобья» и подходящие ритуальные процедуры, для того, чтобы умиротворить разгневанную тень и уговорить ее выступить в качестве руководителя церемоний в предстоящем действе. Затем лекарь обращается за помощью к другим лекарям. Это либо женщины, которые прошли через тот же ритуал и тем самым посвящены в исцеляющий культ, либо мужчины, находящиеся с пациенткой в тесном матрилинейном родстве. Пациентки рассматриваются как «кандидаты» в члены культа, а лекари— как его «адепты». Разгневанные тени (akishi), по убеждению ндембу, — это бывшие адепты. Таким образом, принадлежность к культу охватывает всех членов линиджа и деревни и вовлекает их во временное взаимодействие с группой, которую можно назвать «общиной страдания» или, еще лучше, «общиной пострадавших» от того же типа несчастья, какое сейчас переживает кандидат-пациент. Принадлежность к культу исомы переходит даже племенные границы, так как члены культурно и лингвистически связанных племен лувале, чокве и лучази имеют право присутствовать на данном ритуале ндембу в качестве адептов и в этом качестве выполняют определенные ритуальные задачи. «Главный» (mukulumpi), или «великий» (weneni), адепт — обычно мужчина, даже в таких женских культах, как исома; здесь, как и в большинстве матрилинейных обществ, социальное размещение осуществляется посредством женщин, а власть находится в руках мужчин.
У женских культов — трехчастная диахроническая структура, известная нам по трудам ван Геннепа. Первая фаза, называемая илемби, отделяет кандидата от профанного мира; вторая — под названием кункунка (букв, «в травяной хижине») — частично отключает женщину от ее секулярной жизни; третья фаза, кутумбука, — это праздничный танец, отмечающий отмену запрета, наложенного тенью, и возвращение кандидата к нормальному существованию. В исоме это последнее знаменуется рождением ребенка и вскармливанием его до той поры, пока он не начнет ходить.
Таковы широкие социальные и культурные основания исомы. Если мы теперь захотим проникнуть в глубинную структуру идей, содержащихся в ритуале, мы должны разобраться в том, как сами ндембу толкуют его символы. Мой метод поневоле противоположен методу многочисленных ученых, которые начинают с выявления космологии, оформляющейся посредством мифологических циклов, а затем объясняют специфические ритуалы как иллюстрации или выражение «структурных моделей», найденных ими в мифах. Но у ндембу немного мифов и космологических или космогонических повествований. Значит, надо начинать с другого конца — с изучения основных строительных блоков, «молекул» ритуала. Их я называю символами, избегая сейчас длительного обсуждения различий между такими понятиями, как символ, знак и сигнал. Поскольку выработка подхода связана с «внутренней» перспективой (взглядом изнутри), давайте сначала разберемся в словоупотреблении ндембу. В контексте ритуала ндембу каждая использованная вещь, каждый сделанный жест, каждая песня или молитва, каждый отрезок пространства и времени конвенционально олицетворяют нечто иное, чем они есть сами по себе. Это нечто большее, чем может показаться, и часто значительно большее. Ндембу сознают экспрессивную, или символическую, функцию ритуальных элементов. Элемент, или единица, ритуала называется chijikijilu. Буквально это слово означает «веха», «отметина». Его этимон — ku-jikijila, «прокладывать новый путь», делая топором зарубку на дереве или заламывая одну из ветвей. Это понятие происходит из технического лексикона охоты — занятия, подвергшегося сильному воздействию ритуальных верований и практики. Чиджикиджилу означает также: «маяк», заметная особенность ландшафта, например муравьиный холм, отделяющий один огород от другого или владения разных вождей друг от друга. Таким образом, имеются два основных значения: 1) как охотничья зарубка — это элемент связи между известной и неизвестной территориями, поскольку с помощью цепочки подобных элементов охотник находит обратный путь из незнакомого буша в родную деревню; 2) как зарубка и как маяк это передает понятие структурного и упорядоченного в противовес неструктурному и хаотическому. Ритуальное использование чиджикиджилу с самого начала метафорично: оно связывает известный мир чувственно воспринимаемых явлений с неизвестным и невидимым царством теней. С его помощью можно постичь таинственное, а также опасное. Далее, у него есть как известный, так и неизвестный компоненты. Поскольку чиджикиджилу может быть объяснен, существуют принципы разъяснений, доступные всем ндембу. У него есть имя (ijina) и внешний вид (chimwekeshu); то и другое используются как отправные точки экзегезиса (chakulumbwishu).
Прежде всего само название исома имеет символическое значение. Мои информанты выводили его из ku-somoka (выскользнуть из скрепления). У слова исома есть множество референтов. Во-первых, оно относится к специфическому условию, которое ритуал должен устранить. Женщиной, «поймавшейся в исоме», очень часто бывает та, у которой было несколько выкидышей и мертворожденных. Неродившийся ребенок считается «выскользнувшим» прежде, чем наступило его время родиться. Во-вторых, ku-somoka означает «покидать чью-либо группу», возможно, также с оттенком преждевременности. Эта тема, по-видимому, соотносится с понятием «забывания матрилинейных обязательств». Обсуждая значение слова исома, некоторые информанты упоминали термин lufwisha как определяющий положение пациента. Lufwisha — абстрактное существительное от ku-fwisha, производного от ku-fwa (умирать). Ku-fwisha имеет как общее, так и специфическое значения. Общее значение — «потерять родственников (т. е. родственники умерли)», специфическое — «потерять детей». Существительное lufwisha означает одновременно и «рождение мертвого ребенка» и «постоянное умирание детей». Один информант сказал мне: «Если семеро детей умирают один за другим — это lufwisha». Исома, таким образом, — это манифестация тени, вынуждающей женщину производить на свет мертворожденных или же навлекающей смерть на нескольких детей.