Ясно, что здесь уместны как социологический, так и психологический способы объяснений. То, что структурно «очевидно» для прошедшего антропологическую школу наблюдателя, для отдельного члена наблюдаемого общества является психологически «бессознательным»; однако если общество хочет существовать, избегая разрушительной напряженности, то культуре и в особенности ритуалу следует учесть возбуждающие реакции на структурные перемены и нормы, количество которых растет из поколения в поколение соответственно росту числа членов общества, подвергаемых переменам. Обряды жизненных переломов и ритуалы перемен учитывают эти реакции различными способами. Проходя последовательно через обряды жизненных переломов и повышения статуса, человек структурно растет. Однако ритуалы перемены статуса своими символическими и поведенческими образцами высвечивают те социальные категории и формы группирования, которые считаются аксиоматическими и неизменными как по существу, так и в отношениях друг с другом.
С точки зрения познания ничто так не подчеркивает норму, как абсурдность или парадокс. С точки зрения эмоций ничто не доставляет такого удовольствия, как экстравагантное поведение или временно снятый запрет. Ритуалы перемены статуса используют оба аспекта. Возвышая низкое и унижая высокое, они заново утверждают иерархический принцип. Заставляя низы пародировать (часто до карикатурности) поведение верхов и сдерживая проявления гордости, они подчеркивают разумность. повседневного культурно предсказуемого поведения различных слоев общества. Естественно, что, учитывая это, ритуалы перемены статуса часто прикрепляются либо к отмеченным точкам годового цикла, либо к переходящим праздникам, происходящим в рамках ограниченного отрезка времени, поскольку структурная-норма отражается здесь во временном порядке. Мне могут возразить, что ритуалы перемены статуса производятся также по случаю, когда всей общине угрожает бедствие. Однако на это можно убедительно ответить, что именно потому и исполняются такие уравновешивающие ритуалы, что бедствие угрожает всей общине — так как считается, что конкретные исторические отклонения от нормы изменяют естественный баланс между теми категориями, которые задуманы как постоянно структурные.
Вернемся к ритуалам перемены статуса. Они не только заново утверждают порядок структуры, они также восстанавливают отношения между реальными историческими людьми, занимающими в этой структуре определенные позиции. Все человеческие общества явно или неявно обращаются к двум контрастирующим социальным моделям. Одна из них, как мы видели, — это модель общества как структуры правовых, политических и экономических позиций, должностей, статусов и ролей, в которых личность лишь неясно угадывается, заслоненная социальным персонажем. Другая — это модель общества как коммунитас конкретных идиосинкразических личностей, которые, хотя и различаются по своим физическим и умственным данным, тем не менее считаются равными по своей принадлежности к единому человечеству. К первой модели относится дифференцированная, культурно структурированная, сегментированная и зачастую иерархическая система институционализированных позиций. Вторая модель представляет общество как недифференцированное гомогенное целое, в котором люди взаимодействуют друг с другом интегрально, а не «сегментирование» по статусам и ролям.
В процессе социальной жизни поведение в соответствии с требованиями одной модели «отталкивается» от норм поведения другой модели. Конечное требование, однако, заключается в том, чтобы действовать в рамках ценностей коммунитас, даже принимая на себя структурные роли, когда культурное действие рассматривается как простой способ достижения и поддержания коммунитас. С этой точки зрения можно рассматривать сезонный цикл как мерку степени отталкивания структуры от коммунитас. В особенности это верно в применении к отношениям между самыми высокопоставленными и самыми низкими социальными категориями и группами, хотя это действительно и для отношений между людьми любого ранга и положения. Люди используют власть, которую им предоставляет должность, для того, чтобы третировать и оскорблять занимающих более низкие позиции и, таким образом, смешивать позицию с ее держателем. Мыслится, что ритуалы перемены статуса, как те, что занимают стратегические точки, в годовом круге, так и те, что порождены бедствиями, которые считаются результатом серьезных социальных грехов, вновь приводят социальную структуру и коммунитас в русло правильных взаимоотношений.
Для иллюстрации я приведу известный из антропологической литературы пример о церемонии апо у северных ашанти из Ганы. Эта церемония, которую Рэттрэй [45] наблюдал-среди текиманов, происходит в течение восьми дней, непосредственно предшествующих текиманскому новому году, начинающемуся 18 апреля. Босман [4], ранний голландский историк Гвинейского Берега, описывает то, что Рэттрэй называет «несомненно той же самой церемонией» [23, с. 151], в следующих выражениях: «…это восьмидневный Праздник, сопровождаемый всеми видами Пения, Прыжков, Плясок, Радости и Веселья; в это время дозволена самая разнузданная вольность, а Скандал ценится настолько высоко, что можно свободно говорить обо всех Пороках, Подлостях и Надувательствах как верхов, так и низов без какого либо наказания и даже без помехи» [4, Letter X].
Наблюдения Рэттрэя полностью подтверждают характеристику Босмана. Он выводит понятие апо из корня, означающего «разговаривать грубо или резко», и указывает, что второе название церемонии, ахорохоруа, возможно, происходит от глагола хоро — «мыть», «чистить».
О том, что ашанти прямо связывают откровенную, грубую речь с очищением, свидетельствуют слова старого высокопоставленного жреца текиманского бога Та Кеси, сказанные им Рэттрэю и буквально переведенные последним:
«Ты знаешь, что у каждого есть сунсум (душа), который может быть поврежден, ушиблен или может заболеть, и так становится больным и тело. Очень часто — хотя бывают и другие случаи, например ведовство, — заболевание вызывается злобой или ненавистью, которые кто-либо таит против тебя. Или ты сам можешь затаить в душе ненависть против кого-либо из-за того, что он некогда дурно поступил с тобой, и это тоже терзает твой сунсум и делает его больным. Наши предки знали, в чем дело, и они установили время, раз в году, когда каждый мужчина и каждая женщина, свободный человек и раб должны получить свободу выговорить все, что накопилось в душе, высказать своим соседям все, что думают о них и их поведении, и не только соседям, но и королю или вождю. Когда человек так свободно выскажется, он почувствует, что его сунсум остывает и успокаивается, и сунсум человека, против которого только что открыто высказывались, также успокоится. Может быть, король ашанти убил твоих детей, и ты ненавидишь его. Это делает его и тебя больным; когда же тебе позволяется сказать ему в лицо, что ты думаешь, вы оба от этого выигрываете» [45, с. 153].
Из этого автохтонного толкования сразу же выясняется, что уравнивание — одна из основных функций обрядов апо. Верхи должны покорно сносить унижения; униженные возвышаются привилегией откровенного высказывания. Однако в ритуале есть гораздо более этого. Структурная дифференциация, как вертикальная, так и горизонтальная, является основой противоборства, разногласий и борьбы в. отношениях диады между держателями постов или претендентами на посты. В религиозных системах, которые сами по себе структурированы — чаще всего за счет добавочных дней солярного и лунарного года и климатических узловых точек перемены, — противоречия и разногласия разрешаются не ad hoc по мере их возникновения, а самым общим и всеобъемлющим способом в определенные, регулярно повторяющиеся периоды ритуального цикла. Церемония апо, как говорят ашапти, происходит, когда «годовой цикл совершает круг» или когда «концы года встречаются». Она на самом деле снимает бремя всех недобрых чувств, которые накопились в структурных отношениях за предшествующий год. Очистить структуру посредством откровенных речей означает оживить дух коммунитас. Широко распространенные в Африке южнее Сахары представления о том, что злоба, затаенная в мыслях или на сердце, приносит физический ущерб как тем, кто злобу лелеет, так и тем, против кого она направлена, побуждают к действиям, развеивающим злобу и заставляющим злодеев воздержаться от мести тем, кто объявил об их злодеяниях. Поскольку более вероятно, что люди высокого ранга обижают людей низкого положения, а не наоборот, то неудивительно, что вожди и знать считаются наиболее типовыми мишенями для общественных обвинений.