Племена, живущие в Чинских горах (северо-запад Мьянмы), размещали головы на шестах за пределами деревни, поскольку испытывали страх, что духи мертвых будут преследовать деревню и ее жителей, если головы будут храниться внутри поселения.
Охота за головами велась как способами, которые условно можно назвать рыцарскими, так и абсолютно вероломными методами. Так, во время конфликтов племен Торресова пролива один воин мог сражаться только с одним противником, а потому победа и череп убитого принадлежали только ему.
У восточно-африканского племени батока древняя воинская традиция переросла в нечто иное. Чтобы угодить своему вождю, туземец выслеживал и обезглавливал иноплеменника в глухом безлюдном месте, и такая голова также считалась трофеем. Различные вожди соревновались друг с другом — у кого из них в общинах больше черепов-трофеев. При этом жертвами нередко становились даже беззащитные женщины и дети. Варварский азарт доходил до того, что черепа становились предметом купли-продажи.
В результате ведения подобных войн на грани уничтожения оказались целые народы и племена.
По мнению немецкого этнографа Лео Фробениуса, культ охоты за черепами, возможно, первоначально заключал в себе высокую идею заботы об умерших родственниках, но в дальнейшем это сомнительное «рыцарство» выродилось в страсть к убийствам и послужило поводом к истреблению множества людей.
В мифологии древних индоевропейцев символизм мертвой головы приобретает еще более широкое значение, превращаясь в один из важных атрибутов сотворения Вселенной.
По мнению исследователя Ю. Шилова, изготовление сосуда для ритуального напитка из головы врага — сугубо индоевропейский обычай, известный со времен неолита{393}. Он засвидетельствован в эддическую эпоху у скандинавов{394}.
Существует косвенное свидетельство путешественника Ибн Фадлана о том, что по рассечении тела жертвенного животного его голова вывешивалась на кол в ограде капища{395}.
Сходные по значению обряды повторяются у разных народов. Жертвоприношение такого рода символически воспроизводит творение Вселенной из жертвы Первосущества. Голова (череп), символизирующая небо, укрепляется на дереве, шесте, копье — символах axis mundi. Миф о творении-жертве мы находим у евразийских народов — от Исландии (Имир) до Китая (Пань Гу){396}. Обычай зафиксирован также среди индоевропейцев-фракийцев, семитов-ассирийцев, финноугров-удмуртов. Уподобление же поверженного противника жертвенному животному встречается еще в гимнах Ригвсды («жертвенным животным лежит тот, кто мнил себя мудрым», VII, 18, 8).
Наиболее полное соответствие обряду мы находим у балтийских славян: епископа Иоанна Мекленбургского в XI в. разрубили на части, а голову на копье принесли в языческий храм{397}.
У скандинавов в историческое время мы почти не находим следов такого рода обрядов, хотя все предпосылки для него в виде мифа о Творении-Жертве и небе — голове Жертвы («небом стал череп холодного турса»), существуют{398}. Между тем магические обряды в их среде оказались очень устойчивы: на гравюре к сочинению Олауса Магнуса в 1555 году изображены колдун и ведьма, вызывающие губящий корабли шторм на море. В руках у колдуна шест с черепом животного, обращенным на гибнущие суда{399}.
У норманнов такая форма человеческого жертвоприношения не зафиксирована. Голова животного на шесте появляется в источниках эпохи викингов единственный раз — в ритуале наведения порчи{400}.
Сложнее реконструировать семантику человеческой жертвы Тору, описанной Дудоном Квинтилианским: череп жертвы разбивается ударом бычьего ярма, а кровью из рассеченного горла окропляют головы участников обряда{401}. Очевидно, что она не имеет с вышеуказанным обрядом жертвенной головы (черепом) ничего общего. Заметную роль охоты за черепами в культе язычников-славян подтверждают и археологические источники{402}, и письменные («Голов желает наш Прилегала», Послание епископа Адельгота (1108){403}. Культ головы (черепа) жертвы у самых разных славянских народов находит также подтверждение в данных этнографии. При этом оберегом служит голова животного на шесте или укрепленная над оградой жилища{404}. В источниках отмечена «охота за черепами» родственных славянам западных балтов, семигалов. После удачной засады на возвращавшихся из похода на эстонцев литвинов семигалы увезли с поля боя полные сани отрубленных голов вражеских воинов и их эстонских пленных{405}.