- Сеги?.. - поднял лохматую бровь кардинал. Его прищуренный глаз сверкнул, соперничая в яркости с рубином в перстне. В голосе князя разочарование смешалось с малой толикой любопытства. - Первый раз слышу об этой... сеге.
- Я могу показать, - несмело улыбнулся Гильермо. - С вашего дозволения, сейчас принесу все необходимое.
- Это похоже... на шахматы и шашки одновременно, - отметил кардинал, всматриваясь в доску и горстку пятиугольных деревянных плашек на ней. Он провел рукой по доске в то время, как Гильермо разделял плашки на две группы - одна с красными значками, другая с зелеными. - Вы сами все это сделали?
- Да, - ответил монах, стараясь побороть приступ гордыни. - Я немного столярничаю, а здесь не сложная работа. Канон требовал, чтобы клетки не рисовались, а вырезались особым образом, лезвием меча. Но я подумал, что обычный нож тоже подойдет.
Он ловко расставил фигурки - плоские, похожие на маленькие наконечники стрел. Кардиналу красные, себе же оставил зеленые.
- Это похоже на шахматы, - вымолвил Гильермо. - И даже фигуры именуются сходным образом. Но есть два основных различия. Первое - «съеденные» фигуры не «умирают» безвозвратно.
Как бы иллюстрируя сказанное монах взял плашку с красной закорючкой и положил ее по правую руку от себя.
- Допустим, я ее «съел». Она снимается с доски и теперь находится в моей руке, так и называется - «в руке». Или «в резерве». И теперь, в любой момент, когда сочту нужным, вместо своего хода я могу выставить ее на доску, уже как свою.
- А если в резерве или «в руке» несколько фигур? - уточнил кардинал, в чьих глазах мелькнул отблеск интереса.
- Одну, любую, по выбору игрока, за один ход. Это первое ключевое отличие. А второе - на каждой стороне три последние линии называются «полосой переворота». Фигура, которая дошла до вражеской полосы, не обязана, но может быть перевернута.
Гильермо поднял одну из своих плашек и покрутил ее, показывая, что символы на обеих сторонах разнятся.
- То есть каждая фигура имеет alter ego, вторую ипостась, скрытую до времени?
- Да, так и есть.
- То есть... - кардинал в задумчивости погладил подбородок. - Следует одновременно держать в уме обстановку на доске, взятые противником фигуры и возможные превращения на «полосе»?
- Именно так! - подтвердил монах. - Мой соперник говорит ...
- Соперник?.. - с непонятным выражением протянул Морхауз.
- Да, игрок ... он с другого конца света... - смутился Гильермо. - Я нашел описание этой игры в одном старом журнале, немецком. Написал в редакцию, там неожиданно ответили и даже подсказали, как найти партнера и сыграть по переписке. Есть игрок, в Японии, мы списываемся и так разыгрываем партию. Обычно получается один ход в две-три недели. Но мы никуда не торопимся. Я отправляю и получаю почту в городке, что по дороге дальше к северу, он называется...
- Я знаю, как он именуется.
- Да, простите, - Гильермо виновато улыбнулся. - Простите.
- Переписка с неизвестным японцем, - критически заметил Морхауз. - Может быть даже буддистом? Или... женщиной?
- Я не знаю, - еще более виновато сутулился Гильермо, проклиная ту минуту, когда решился признаться в своем скромном увлечении. - Мы только обмениваемся записями ходов...
- Так или иначе, - неожиданно сказал кардинал, улыбнувшись чуть-чуть дружелюбнее. - Переписка не есть прегрешение пред Богом или проступок пред Церковью. А в этой игре я не вижу пагубного азарта, который способен привести к дурным последствиям. Успокойтесь, брат, я не считаю ваше увлечение чем-то недостойным и не стану вас порицать. Более того, слово Господне сейчас проникает в самые дальние уголки мира, и в той же Японии премьер-министр - католик. Как знать, быть может и ваша невинная игра приближает какую-нибудь заблудшую душу к свету истинной веры.
- Спаси... бо, - с искренней радостью выдохнул монах, запнувшись от избытка чувств. С его плеч словно гора свалилась.
Кардинал встал и, наконец, скинул пелерину, оставшись в дорожной сутане из тонкой шерсти, окрашенной в темно-фиолетовый, почти черный цвет.
- Интересная игра, - задумчиво поразмышлял вслух Морхауз, приглаживая встопорщенные волосы над ушами. Теперь он чуть меньше напоминал сердитую сову. - Она чем-то похожа на сражение... Хотя нет. Даже не поле боя.
Кардинал прищелкнул пальцами, словно пришпилив мысль громким звуком, не дав ей сбежать.
- Твоя фигура всегда может сыграть против тебя, там и тогда, когда этого захочет противник. Но и ты сам решаешь, убрать ли его фигуру в небытие или со временем использовать в своих целях. А то, что на виду и кажется очевидным, всегда имеет оборотную сторону и готово открыть ее в любой момент. Знаете, Леон...
Морхауз улыбнулся. На этот раз почти тепло, почти радушно. Почти совсем искренне.
- Если бы вы не находились на своем месте, а были, скажем, моим э-э-э ... оппонентом в некоторых... сугубо богословских спорах, я бы, пожалуй, испугался ad extra, то есть до крайности. Человек, который играет в такую игру - должен быть весьма опасным противником. Игра дипломата, интригана...
Морхауз сделал многозначительную паузу. Похоже капризное раздражение покинуло его окончательно, уступив место саркастическому добродушию.
- Убийцы, наконец.
- Suum cuique, - ответил Гильермо, которому с одной стороны стало радостно из-за того, что гроза вроде прошла, а с другой - было немного обидно из-за того, что кардинал расшифровывает простейшие латинские обороты, словно недоучке какому. - Каждому свое.
- Отнюдь, - коротко отрезал Морхауз. - Более точный перевод - «каждому по заслугам». Что, впрочем, весьма справедливо в нашем случае, так что благодарю за точную формулировку.
Гильермо не ответил, четко уяснив для себя, что в разговоре с кардиналом не стоит обманываться сиюсекундными переменами в его настроении. Он лишь склонил голову ниже, стараясь уподобиться раскаявшемуся грешнику.
- Не обращайте внимания, брат, - вымолвил Морхауз. - Иногда я бываю... чрезмерно резок и не сдержан. К сожалению, мне приходится видеть слишком много глупых и жестоких людей, с которыми приходится разговаривать на понятном им языке. Это ожесточает, поневоле. Теперь же вернемся к нашим насущным заботам.
Кардинал осторожно - по-настоящему аккуратно, стараясь не стронуть плашки - передвинул доску сеги подальше, на противоположный угол стола. Достал откуда-то из-под стола и поставил на гладкие черные доски два странных горшка.
Гильермо вспомнил, что под столом укрывался дорожный саквояж Морхауза. Видимо оттуда кардинал и достал горшки. Были они довольно странные - гладко-коричневые, глазированные, словно сплющенные сверху. Под глубоко утопленными крышками побрякивало, как будто внутри пересыпались мелкие камни.
- Я вижу, сложные восточные игры вам не в новинку. Это хорошо. Мы вернемся к вашим японским шахматам, но как-нибудь в другой раз. А теперь приобщимся к иному занятию, ab origine, с азов. Вы показали мне игру ассассина и разведчика. А я научу вас го. Это игра стратегов. Людей, которые меняют себя и мир.
Кардинал достал и разложил довольно большую деревянную доску, расчерченную клетками. Отчасти игровое поле было похоже на то, что использовалась для сеги, только не прямоугольное, а квадратное. Доска даже на беглый взгляд казалась очень дорогой - полированная, переливающаяся перламутровыми отблесками благородного дерева, покрытая тонким слоем идеально прозрачного лака.
- Забавно, что в одном месте и в одно время сошлись два человека со столь экзотическими увлечениями, - сообщил Морхауз. - Истинно говорю, это промысел Божий и грешно было бы ему противиться. Правила го крайне просты, однако вы увидите, что эта игра неисчерпаема, как любовь Господня.
- Боюсь, я не сумею, - растерянно проговорил Гильермо, нервно хрустя суставами, будто ломал пальцы. - Я плохо познаю новое и бываю рассеян.
- Gutta cavat lapidem, капля долбит камень, - обнадежил его кардинал, и в тоне князя монах ясно прочитал отнюдь не просьбу. - Мне крайне трудно найти достойного партнера и думаю, что вы сможете стать сильным ...