Патти помолчала, снова мысленно переживая сцену в доме Синтии.
– Они все замерли. В комнате и так было холодно, а тут как будто морозом дохнуло. Дафна Корник как вскочит с кресла! Вот уж не думала, что она может быть такой стремительной… Раз – и вырвала из рук бедняжки Марг эти бумаги. Дафна! Дафна всегда была с причудами… Эти ее походы в церковь, стремление наставить всех на путь истинный… Мы всегда следили за своими словами в ее присутствии. И вот эта-то Дафна стояла теперь перед Марг и рвала в клочья бумаги, и обвиняла Натана Келли в тайных связях с БР, поскольку он был ректором Чабба и бывшим владельцем «Майского цветка». И вообще заявила, что она – единственная, кто достоин иметь второго ребенка, потому что может воспитать его в страхе и любви к Господу, как воспитала своего Стаси, а Марг и Натан научили своего ребенка неверию, и все мы, остальные, живем в грехе, открыто преступая заповеди, и что наша страна не имела права подписывать Делийский договор и она не понимает, как Бог мог допустить, чтобы его служители оказались главными вдохновителями этого договора. Тут она перешла на отвратительно грубый жаргон – вот уж не ожидала, что Дафна знает такие слова! Она была вне себя и даже не пыталась этого скрывать.
– Интересно, – проронил доктор, почувствовав, что Патти ждет от него какой-нибудь реакции. Потом вскочила Кэнди Феллоуз и напустилась на Дафну: мол, ты кто такая, чтобы критиковать Гуса Роума, величайшего из президентов?! Она кричала, что презирает тех, кто распевает по воскресеньям псалмы, они лицемеры и ханжи и протирают колени в молельнях, чтобы всех обставить и подняться повыше по социальной лестнице… Ну и зрелище было – казалось, Дафна и Кэнди вот-вот вцепятся друг в друга.
– Но этого не случилось?
– Нет! – гордо ответила Патти. – Их остановила я. Я, доктор! Вы можете себе представить? Я растащила их, усадила в кресла и сказала, что теперь мне стыдно называть себя Пат-Пат. Тогда-то и выяснилось, что каждая из нас год за годом обращалась в БР. Я спросила у них: что же постыдного в этом? Какое право они имеют оскорблять Марг? Или Аугстуса Роума, или священников? Пусть запомнят раз и навсегда: всякий вправе попытать счастье в лотерее. Напомнила, что даже Джулия Рич не смогла получить разрешения на второго ребенка. Почему бы нам просто не порадоваться за Марг, не поздравить ее? А Марг я утешила. И спросила: «Похожа я на богоматерь?»
Патти была горда собой.
– Вы прекрасно справились, Патти. Думаю, вам больше не понадобятся мои услуги.
«Я даже не пыталась объяснить подругам, что он для меня сделал, – подумала Патти. – Так они не поймут – это надо испытать… Но почему, почему люди вроде Матта Стрингмана считают для психолога преступлением подводить пациента к мысли о том, что опору он обретет в Боге? Может, они сами себя воображают богатыми?»
– Я привела с собой Марг Келли, – сказала она вслух.
– Зачем?
– Мне кажется, ей нужно выговориться. Только не с Натаном, по-моему, она не представляет себе, какие последствия может иметь появление второго ребенка. По-моему, она думает только о том, что мы должны радоваться за нее.
– Но тогда, Патти, она живет, не видя ничего вокруг.
– Так и есть! Она – жена ректора, обитает в особняке со слугами, ее возит личный шофер, через неделю она обедает в Белом Доме. О том, что происходит в мире, она узнает только от Пат-Пат, а мы живем хоть и скромнее, чем Келли, но значительно лучше большинства. Вот я и подумала, что разговор с вами пойдет ей на пользу.
– Патти, вы сможете ответить мне на один щекотливый вопрос?
– Попытаюсь, – посерьезнела она.
– Если бы Марг Келли спросила у вас, стоит ли ей заводить второго ребенка, – что вы ответили бы ей?
Жестокий вопрос. Но Патти уже пережила те ужасные дни, когда, запершись в своей комнате и уставившись в стену, выбирала самый надежный способ самоубийства.
– Я сказала бы ей: да.
– Почему?
– Она – хорошая мать Гомеру. И у нее много возможностей оградить свою душу от злобы.
– Хорошо. А если бы на месте Марг была Дафна?
– Не знаю. Мне казалось, что я знаю Дафну как свои пять пальцев, но теперь… Я не смогла бы ей ответить.
Он кивнул.
– А если посчастливилось тебе бы самой?
– Думаете, я посоветовала бы себе разорвать письмо из Бюро? Нет, я не настолько глупа… У меня хороший муж, сын учится в школе отлично… Ох, не знаю! Не знаю, смогла бы я решиться!
Доктор вздохнул:
– Проводи меня к Маргарет.
– Но она здесь!
– Я имею в виду – спустись со мной в приемную, чтобы представить нас друг другу. Меня она не знает, а тебе может довериться. Будь мостиком между нами.
– Не очень-то надежен этот мостик…
Джошуа и Патти, держась за руки, спустились в приемную, где в угловом кресле сидела красивая бледная женщина.
– Марг, милая, это и есть доктор Кристиан.
Он молча протянул гостье руки. Она машинально ответила и, кажется, очень удивилась, обнаружив свои ладони в ладонях доктора.
– Можете ничего не говорить, – сказал доктор, улыбнувшись. – Ступайте, и пусть у вас будет ребенок.
Она поднялась и улыбнулась в ответ:
– Так и будет.
Он развернулся и вышел.
…Патти и Марг дошли до пересечения с 78-й улицей, где ходили автобусы и троллейбусы. Их автобус только что ушел.
– Какой необычный человек, – сказала Марг, когда они укрылись от ветра за высоким сугробом возле автобусной остановки.
– Ты почувствовала? Правда?
– Как будто током ударило…
Доктор Кристиан вернулся на кухню к матери. Но продолжить разговор не удалось: пришли его братья с женами и сестра.
Мэри – второй ребенок в семье, единственная дочь. Тридцать один еще не замужем. Так похожа на Маму, но – совершенно некрасива. Будто мамино отражение в кривом зеркале. Угрюмая, замкнутая девочка. Такой она была, такой, вероятно, и останется. С пациентами неизменно любезна, как и полагается секретарше клиники… Может, и нет причин волноваться за нее?