Своим прочтением я хотел продемонстрировать, с одной стороны, роль геральдики в поэтическом творчестве Нерваля[821], а с другой — показать, какое сильное впечатление произвел на него знаменитый, украшенный гербами сборник миннезингеров[822]. Тот факт, что каждая строфа переписывалась по нескольку раз, а каждая строка преображалась едва ли не в другую строку[823], заставляет предположить, что это впечатление уже потеряло свою первоначальную отчетливость. Нерваль, конечно, не сознательно конструировал свой сонет, перелагая в стихи миниатюры из «Манесского кодекса». Влияние последних на поэтическую работу над “El Desdichado” было не прямым, а похожим на действие катализатора — то неотступно преследующим, то мимолетным. Кроме того, вполне возможно, что воспоминание об этой рукописи оставило отпечаток и на других текстах Нерваля. Выяснить это еще предстоит[824]. “El Desdichado” неразрывно связан с остальным творчеством Нерваля[825]. Это самый настоящий интертекст, в котором пересекаются все аллюзии, все переклички, все печали. Это эмблема всего его творчества.
EL DESDICHADO
EL DESDICHADO
Средневековье Айвенго
В завершение этой символической истории Средневековья я хочу остановиться на эпохе романтизма и сказать несколько слов об одном из самых знаменитых произведений, когда-либо написанных об этом периоде истории. Это не ученый труд профессионального историка и не ключевой текст самой средневековой эпохи, а художественное произведение, имевшее самый ошеломительный в истории успех на книжном рынке, и, возможно, самый читаемый в западном мире роман вплоть до начала XX века[827]: «Айвенго». Слава и значение этой книги были столь велики, что это побуждает нас задаться вопросом о том, где же искать «настоящее» Средневековье: в самих средневековых источниках? В трудах ученых и историков? Или же в литературных и художественных произведениях последующих эпох, которые свободно обращаются с исторической правдой, но которые за счет этого, возможно, в меньшей степени подвержены капризам мод и идеологий? Прошлое, которое пытаются восстановить исследователи, меняется день ото дня — из-за новых открытий, новых вопросов, новых гипотез. А вот прошлое, которое изображается в некоторых художественных произведениях, напротив, приобретает порой непреложный, архетипический, почти мифологический характер, питая не только наши грезы и чувства, но отчасти и наши знания. «Айвенго» как раз и является таким произведением. Впрочем, так ли уж незыблема граница, отделяющая художественные сочинения от ученых трудов? Уже более тридцати лет я ежедневно провожу несколько часов за изучением средневековых документов, и мне хорошо известно, что эта граница проницаема, что ученые труды тоже являются частью эскапистской литературы и что «настоящее» Средневековье нужно искать не в архивных документах, не в археологических артефактах, и еще того меньше в книгах профессиональных историков, а в произведениях тех художников, поэтов и романистов, которые раз и навсегда сформировали наше воображаемое. И я ничуть об этом не жалею, я этому даже рад.
821
Вообще интересно, не алхимия ли, эзотерика и символизм в большей степени пробудили интерес Нерваля к геральдике, нежели изыскания в области родословной и семейной истории или поэтическое очарование геральдического языка? Такая книга, как: Portal F. Des couleurs symboliques (Paris, Treuttel et Wiirz, 1837), которую он, несомненно, читал, должна была его к этому подтолкнуть.
822
Стоило бы, к примеру, попристальнее рассмотреть великолепную геральдическую химеру, которая украшает нашлемник, изображенный на 18-м листе «Кодекса». Возможно, она как-то повлияла на название «Химеры».
823
Например, 8 стих менялся (последовательно?) следующим образом: “Et la treille оu le pampre a la vigne s’allie” — «И зеленый шатер, где лоза сочетается с виноградом» (“Le Mousquetaire”); “Et la Treille ou le Pampre a la Vigne s’allie!” — «И Зеленый Шатер, где Лоза сочетается с Виноградом!» (рукопись Ломбара); “Et la Treille ou le pampre a la Rose s’allie” — «И Зеленый Шатер, где лоза сочетается с Розой» (рукопись Элюара); “Et la treille ou le pampre a la rose s’allie” — «И зеленый шатер, где лоза сочетается с розой» («Девы огня»). См.: Guillaume J., ed. "Les Chimeres"..., op. cit., p. 43; Dhaenens J. Le Destin d’Orphee, op. cit., p. 129.
824
Когда я работал над этим текстом, Эрик Бюффто подтвердил мою гипотезу, обнаружив на гравюре Эжена Жерве 1854 г. с изображением Жерара де Нерваля набросок, сделанный самим Жераром и воспроизводящий птичью клетку, которая фигурирует в «Манесском кодексе» на гербе, приписанном выдающемуся поэту начала XIII в. Вальтеру фон дер Фогельвейде. См. Buffetaud Е. et Pichois С. Album Gerard de Nerval. Paris, 1993, p. 230-231, 271.
825
На невозможность отделить “El Desdichado” от остального творчества Нерваля особо указала Мари-Терез Госс (в работе, указанной в примечании 22).
826
Текст воспроизводится по изданию: Guillaume J., ed. "Les Chimeres"..., op. cit., p. 13.
827
Историки литературы долгое время спорили о том, какой «роман» был самым читаемым со времен появления печатной книги: «Дон Кихот», «Айвенго» или «Война и мир». Сегодня споры умолкли: стало известно — и цифры это подтверждают, — что самый читаемый роман принадлежит не Сервантесу, не Скотту и уж точно не Толстому, а Агате Кристи. Причем это не «Десять негритят», а «Убийство Роджера Экройда».