То же наше представление о храме и символике его внутреннего устройства содержится в книге Дмитриевского "Историческое, догматическое и таинственное изъяснение Божественной Литургии", М. 1896, и во множестве иных книг, учебников Закона Божия и пособий по литургике, издававшихся у нас до революции и в последние годы (см. "Настольная книга священнослужителя", М., 1983, т. 4, раздел I, с. 7-157).
Можно было бы привести множество иных свидетельств из сочинении святых отцов и учителей Церкви, но и рассмотренных достаточно, чтобы увидеть, что в соборном разуме Церкви искони восприятие христианского храма содержало в себе одновременно и представления о Скинии Моисея, ветхозаветном храме Иерусалимском, и о Горнем мире, "Иерусалиме новом". В то же время христианский храм ни в коем случае не копирует храм ветхозаветный. С последним его сближают лишь некоторые важнейшие черты: отделение алтаря, как "святого святых", светильники, каждение и некоторые другие. В храме ветхозаветном всё это существовало потому, что должно было, по Божию смотрению, послужить устройству храмов Завета Нового. Это понятно. А откуда взято то, что в христианском храме мы видим "образцы" (образы) "Иерусалима, именуемого Горним, небесной горы Сион и находящегося над всем этим миром града Бога Живого?" Здесь ведь явные намеки на то, что видит и описывает Иоанн Богослов в своем Откровении! Подобные сравнения часты и срастворены с общим представлением о храме как образе Горнего мира.
Нигде, решительно нигде в литургических толкованиях мы не найдем указания на то, что христианский храм сознательно устраивался, или должен устраиваться в соответствии с данными Апокалипсиса. Но если мы рискнем последовательно прочитать Откровение Иоанна Богослова на предмет выявления черт Богослужебной храмовой символики, то мы обнаружим следующее.
В Откровении, с одной стороны, содержится утверждение, что в "Иерусалиме новом" вообще нет храма, "Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его, я Агнец" (Откр. 21,22). Но, с другой стороны, прямо говорится о некоем таинственном "храме", который временами "отверзается на небе" (II, 1,19; 15, 5-8). Через некую "дверь, отверстую на небе" Тайновидцу открывается: "Престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий" (4,2). Окрест этого Престола (седалища) расположены малые Престолы — седалища 24-х "старцев" — "священников" (4,4). Перед седалищем Вседержителя горят семь светильников (4,5). Далее перед этим же Престолом — седалищем расположен "золотой жертвенник" (8,3) под ним — "души убиенных за слово Божие" (6,9). Посреди престола и старцев Иоанн Богослов видит "Агнца", как бы закланного" (5,6). К престолу и жертвеннику подходят ангелы "опоясанные по персям золотыми поясами" (15,6) и совершают различные служебные действия. При этом у них оказываются "золотые кадильницы", "чаши", "книги", "вечное Евангелие". Ангелы, старцы-священники и праведники приносят Богу славословия, молитвы, прошения, воспевают: "Свят, свят, свят Господь Вседержитель" (4,8), "Аллилуйа" (19,1), некую "новую песнь" и т.д. Отмеченного достаточно, чтобы увидеть, как поразительно всё это соответствует алтарю нашего Православного храма, особенно — собора, когда в нем совершается Божественная Литургия архиереем в сослужении духовенства и клириков. Здесь тоже временами отверзаются Царские врата (двери) алтаря, через которые в определенных случаях можно увидеть архиерея восседающего на Горнем месте, по обе стороны которого на малых седалищах располагаются сослужащие священники. Перед Горним местом горит "семисвещник", далее за ним, перед тем же седалищем епископа в центре алтаря — престол (в современной терминологии), который в древности назывался именно "жертвенником" (или "трапезой"). Под этим жертвенником (престолом) — мощи мучеников (или по современной практике — мощи святых в антиминсе на престоле). Диаконы и иподиаконы, опоясанные по персям поясами — орарями, входят и выходят, совершая различные служебные действия, в том числе, — с чашей, книгами, Евангелием, кадилами. При этом поются славословия, прошения, молитвы, в частности, — "Свят, свят, свят Господь Саваоф", "Аллилуия" и т.д.
Это наше наблюдение было уже четырежды опубликовано в церковной печати и до сих пор не встретило никаких возражений, да оно и не может встретить существенных возражений ввиду слишком явного, очевидного совпадения устройства алтаре Православного Храма и всего, что в нем происходит во время Литургии, с тем, что видит Иоанн Богослов в таинственном "Храме небесном". Откровение даёт все основания воспринимать этот "Храм... как синоним всего Царства Небесного, всего Иерусалима нового. Поэтому в бытии "новой земли" и "нового неба" (Откр. 21,1-2), действительно, нет храма как отдельного, особого здания, как в нынешнем поврежденном состоянии земного бытия. И совсем не случайно то, что "храм небесный" соответствует собственно только алтарю нынешнего нашего храма, а не всему храму, где стоят без действия верные, а также оглашенные и кающиеся: в Царстве Небесном соучаствовать в надмирной Литургии будут все, и не будет там уже ни оглашенных, ни кающихся. Нынешний алтарь и есть, по общему верованию Церкви, образ Горнего мира как вечного благодатного единения твари во главе с человеком со своим Творцом и Вседержителем.