Добавим к этому, что тем самым церковное искусство обеспечивает и благодатное общение, единение людей с миром Божественным. При этом Церковь решительно отмежевывается от того "презренного Эллинского искусства", которым, по словам еретиков иконоборцев, будто бы "оскорблялось" величие Иисуса Христа и иных святых лиц. Правило 100-е того же Трулльского собора гласит: "Очи твои право да смотрят, и всяческим хранением блюди твое сердце, — завещает Премудрость, ибо телесные чувства удобно вносят свои впечатления в душу. Посему изображения на досках, или на ином чем, представляемые, обаяющие зрение, растлевающие ум, и производящие воспламенение нечистых удовольствий, не позволяем отныне каким-либо способом изображать. Если кто сие творить дерзнет, — да будет отлучён" (Книга Правил).
Данное повеление как-будто не имеет отношения к иконам, оно анафематствует искусство не церковное, направленное к тому, чтобы очаровать зрение или растлить (соблазнить) ум, или вызвать чувственнее возбуждение. Поэтому, между прочий, почти всем современным художникам, скульпторам, писателям, поэтам, артистам, деятелям театра, кино и телевидения не плохо бы знать и помнить, что они находятся под анафемой VI Вселенского Собора, отлучены от Церкви, поскольку в их творчестве могут содержаться (и, как правило, содержатся) образы чарующие, растлевающие, возбуждающие.
Но 100-е Правило свидетельствует косвенно всем своим смыслом, что церковное православное иконописание не может пользоваться образами чувственными, чарующими и соблазнительными. В "Деяниях" VII-ro Вселенского Собора сказано, что "иконописание вовсе не живописцами выдумано, оно является исконным законоположением Церкви и существовало со времен апостольской проповеди".
Несколько отвлекаясь на время от нашей непосредственной темы, мы должны заметить, что в некоторых чисто формальных чертах иконопись безусловно связана именно с Эллинским искусством. И не только иконопись! Почти вся церковная символика (песнопение. Богослужебные ризы, некоторые предметы, обрядовое благолепие и т.п.), а также и православное богословие связаны с Эллинской языческой культурой, многое от неё взяли. Однако, взяв от эллинизма, Церковь преобразила, воцерковила, переплавила всё это так, что от духа язычества не осталось и следа, но всё стало служить изображению и выражению чистых, высочайших христианских истин. В этом отношении совершенно справедливо утверждение проф.-прот, Георгия Флоровского, что преображенный христианством эллинизм есть "вечная категория христианского существования". ("Пути русского богословия". Париж, 1936, с. 509). Почему же именно — эллинизм, античность? Па потому, что в этой именно культуре, по Божию смотрению, возникли такие формы мысли и искусства, которые, будучи преображены Церковью наиболее точно и верно могли выразить вечные Божии истины, и потому сами соделались в Церкви вечными и неизмененными.
Вечным и неизмененным является и Православный догмат о том, что "поклоняющийся иконе", поклоняется существу изображенного на ней". В свете всего вышесказанного это означает, во-первых, то, что образ должен обладать определенной действенной связью с первообразом, и что, во-вторых, такая связь обусловлена в частности одновременным изображением в иконе как "смирения" Божества, то-есть человеческого, плотского облика, так и Божественной славы, то есть чисто духовного, небесного, горнего начала.
Всего этого не поняла Римо-католическая Церковь, в чём особенно ярко проявилось её расхождение с Церковью Греко-Кафолическои. Устремленному к миру сему, обмирщенному духу Римо-Католической Церкви поразительно соответствовало восприятие только внешней, человеческой, учительной стороны иконописи. Это нашло отражение и в восприятии самих образов Спасителя, Матери Божией и святых. В этих личностях Западная Церковь увидела тоже преимущественно только человеческую сторону, что и явилось доминантой развития всего западного церковного искусства.