Бледное сияние над главами святых в западной иконописи, или бледные окружности, висящие над их главами, не могут быть признаны знаком святости во Христе, так как бледный свет — это вообще свет Люцифера ("светоносного"), диавола, но никак не Христа! В Преображении Христа на Фаворе апостолы увидели Его лицо, просиявшим "как солнце" и одежды, источавшие белый свет, но не бледный, однотонный, а ослепительный, "как снег", то-есть играющий всеми цветами радуги! Христос и есть Свет, Восток свыше, Солнце правды, а солнечный свет лучше всего передается именно золотом. Оно часто служит на иконах общим "фоном" изображения, что в древности так и именовалось — "светом" иконы.
Л. Успенский верно отвечает, что на канонических иконах лики и фигуры рождаются светом и из света. Поэтому часто в одеждах святых проступает ассиот — золотые линии в складках; фигуры таким образом как бы сотканы из света.
"Бог есть свет и нет в Нем никакой тьмы" (I Ин. 1,5). Отсюда в иконе нет и быть на может подразумеваемого физического источника света, и связанной с этим неизбежно в "реализме" игры света и тени. Сгущением тонов указывается на объем, то-есть на то, что плоть святого лица — это именно плоть, но новая, измененная, преображенная, обоженная, уже не такая, как у людей еще живущих в земных условиях бытия. Поэтому такое сгущение тонов никак не связано о "источником света"; в иконе всё — свет и всё из света. Исключение составляют изображения пещер, адских бездн, иногда орудии пытки. В этих случаях может употребляться откровенно чёрные цвет, как знак тьмы, отсутствия света.
Небольшое наше собственное наблюдение: о тьме (темноте) можно сказать, что она есть простое отсутствие света, но о свете никак нельзя сказать, что он есть простое отсутствие тьмы! Свет — положительное явление, он — от области сущего. Тогда как тьма — это не сущее, она вообще не явление, но отсутствие какого-либо явления. Бе то чтобы тьма, тень была не реальностью. Нет, это реальность, но не имеющая собственной природы, целиком зависящая от сущностной реальности света и иных объектов тварного бытия. Такова, скажем, тень, отбрасываемая человеком, повторяющая вое его движения, но не являющаяся живым существом. Таково же и зло по отношению к добру. Добро — положительное явление, от области сущего. Зло — отсутствие добра, как бы его тень, не имеющая онтологической основы сама по себе. Отсюда в иконописи черный цвет может употребляться в двояком смысловом значении, — как знак простого отсутствия света (вариант — отсутствия физического, вещественного света, внешней чувственной жизни) и как знак темных сил ада, демонов — носителей зла. В первом значении черный цвет может выражать как бы прекращение жизни страстной и чувственной, но для достижения иной жизни — в свете духовном (черняв одеяния преподобных, изображения "Божественного мрака", предшествующего яркому Свету Божества). Во втором значении черным цвет имеет прямо противоположный смысл — "тьмы кромешной", то-есть кроме, вне света Божия пребывающей области бытия, которая поэтому есть, собственно, и не бытие.
Наша нынешняя земная жизнь есть удивительное состояние пребывания как бы между светом Царства Божия и тьмой вечного ада ("тьмы кромешной"). Отсюда свет и тень (тьма) в этом земном бытии чередуются, перемежаются. Этому соответствует в мире вещественном объем предметов и тел, который я зрительно воспринимается и изобразительно передаётся через сочетание света и тени. Такое сочетание есть признак бытия ещё не преображенного, не обоженного, подверженного разрушению и тлению, "дебелого", как выражаются подвижники. Это важнейшая причина того, что в православном иконографии не принята скульптура. Как бы благоговейно она ни была сделана, скульптура всегда объемна, то-есть представляет "здешнее", дебелое состояние плоти. Есть, конечно, исключения. Например, — скульптура Николы Можайского, Параскевы Пятницы (из Новгородских пределов), деревянные резные скульптуры Русского Севера. Последние, впрочем, определенно — заимствования с Запада, через Новгород, Псков, Архангельск распространившиеся в Северных областях Руси. Исключения, как всегда, лишь подчеркивают правило. А правило именно в том, что в Православии скульптура не канонична, её явно избегают. Пластические (металлические, деревянные, каменные) рельефы допускаются. Но теперь мы можем понять, — почему. В рельефах объем не полон, он лишь обозначен, подобно тому, как он указывается и в иконах, как знак того, что плоть есть именно плоть, однако не такая, как в земных условиях бытия. В целом же рельеф православной пластики носит плоскостном характер, подобный иконописным изображениям. Кстати, скульптура Николы Можайского тоже — нарочито сплюснута, стремясь как бы приблизиться к плоскостному образу.