И всё же скульптурный образ не рождается светом и из света, как образ иконописный, и не может поэтому в достаточной мере быть свидетельством иного, Горнего бытия. Как мы уже видели, принадлежность святого лица к этому иному бытию обязательно обозначается нимбом. Но есть и ещё символы Царства Божжя в иконах. Это обязательнее надписи, указывающие кто именно изображен.
Надпись — не такая простая вещь, как кажется. К чему, например, надписи "И С""ХС", или " ____" (Матерь Божия — греч.) на иконах Христа и Богородицы, образы Которых легко узнаваемы, если они канонично исполнены?
В этом случае надписи являются церковным свидетельством того, что данные образы исполнены верно, соответствуют первообразам, что и даёт возможность каждому верующему поклоняться им. То же самое можно сказать и о всех надписях на иконах иных святых лиц; эти надписи — не только пояснения того, кто именно изображен, но и свидетельство того, что он изображен правильно.
Отсюда уме ясным становится, что в православной иконописи могут изображаться только те святые лица, которые так или иначе являли себя в истории Церкви в описуемом облике. В этом ещё одно незыблемое основание иконописного канона.
Канон поэтому не допускает изображении Бога Отца. "Бога никто никогда не видел, и не может видеть; Единородный Сын, сущий в лоне Отчем, Тот явил", — положительно говорит Писание (I Ин. 4,12). Ряд соборных постановлении Церкви однозначно запретил это изображение (последний раз в Русской истории — в соборных определениях 1667 г.). Тем не менее изображение Бога Отца?, как заимствование с Запада, проникло в православную иконопись ещё в XVI в. (в композиции "Отечество") и получило особое распространение в XVIII — XIX вв., когда западные влияния уже свободно вторглись в нашу церковную жизнь. Но нужно знать и помнить, что сколько бы чуждых Церкви элементов ни вторгались в её благодатную жизнь, они всегда останутся именно чуждыми, подобно тому, как вбитые в живое дерево гвозди никогда не станут его ветвями, хотя могут торчать в нём постоянно. Однако вредить опасению людей такие чуждые заимствования могут очень сильно, о чём мы окажем позднее.
Правило канона иконописи не изображать того, что не являло себя в описуемом облике, нуждается в пояснениях. Его твёрдо можно отнести к изображению святых людей, ангелов (поскольку они являлись людям в человеческом облике), Святаго Духа "в вида голубине" (поскольку так Он благоволил явить Себя в момент Крещения Христа в Иордане). Но что касается композиций, а также некоторых символов (круги, восьмиконечные "звезды" и фигуры и т.п.), то здесь мы встречаемся с некоей загадкой. Ряд композиций явно историчен. Например, Рождество Христово, Преображение, Вознесение, Рождество Богородицы, Введение во Храм, Благовещение и т. п. символически передают нам самым образ события и что оно означает для домостроительства спасения людей в вечности, одновременно изображая премирную славу святых лиц, "участвующих" в композициях. Здесь как-будто всё более или менее ясно. Но есть ряд композиции, например, — уже описанное нами Воскресение Христово как сошествие Его во ад, Страшным суд, Похвала Богородицы ("О Тебе радуется"), Деисис (Деисус), где представлены Богоматерь и Иоанн Креститель, умоляюще Христа о спасении людей, и некоторые другие, в которых символически изображено то, чего казалось бы никто никогда видеть не мог. Как могли явиться в Православии такие композиции?
Если учесть, что Православие решительно против произвольного человеческого фантазирования на Божественные темы, столь распространенного в западной иконописи, что указанные композиции православных икон, явившись в древности, затем бережно повторялись, не дополняясь новыми, на иные темы, то нам остаётся предположить, что они произошли от особых Божиих откровений.
Здесь мы подходим к важнейшему основанию канона православной иконописи: в своем первооснове православные иконы должны быть Божиим Откровением, должны быть Боговдохновенны!